– Мой друг художник, – сказал Геннадий и усмехнулся, – И поэт, – продолжил он, налил себе стопку водки и выпил. Затем поставил стопку рядом с клавиатурой и постучал пальцами по рюмке, словно перебирая клавиши пианино.
– Ну вот и все, – сообщил он рюмке, – раньше я хоть что-то писал, а сейчас вообще ничего. Ничего. Ни друзей, ни стихов… Он вздрогнул и начал быстро стучать по клавиатуре:
«Ни друзей, ни стихов. Без лица.
Отражения в зеркале нет».
– Отражения в зеркале нет, – пробубнил Геннадий, и, снова стирая буквенные символы, незаметно для себя схватил лежащую на столе шариковую ручку. Он постучал кончиком шариковой ручки по столешнице и с силой швырнул прямо в монитор, целясь в белое полотно вордовского файла. Несколько секунд он сидел в ступоре и недоумении, потому что ручка словно была проглочена монитором. Это было странно. Геннадий встал и обошел вокруг стола пару-тройку раз, чтоб наверняка убедится, что ручки реально нигде нет. Затем он сходил в ванную, умылся и налил себе чашку черного кофе без сахара. Он недавно бросил курить и нашел себе заменитель: горькая черная жижа немного снимала дрожь и напряжение в теле. Вернее, Геннадий себе внушил это.
С чашкой кофе он сел обратно за компьютер, настороженно всматриваясь в белый экран, который так вот вдруг стал играть роль черной дыры. Геннадий настойчиво смотрел в этот белый экран какое-то время, не отрывая глаз, словно охотник, ожидающий редкую дичь. Но нет, черная дыра себя ничем не выдала, экран был таким же, как обычно.
– Так, – протянул Геннадий это короткое слово, вкладывая в него всю свою энергию решений. Уже пустую кофейную чашку он с силой кинул в монитор. Чашка исчезла. Геннадию даже показалось, что она булькнула, словно упала в молоко.
– Вот тебе и «художник и поэт», – произнес вслух Геннадий, обращаясь к стене. Он уже давно разговаривал со стенами за неимением собеседника и даже подумывал одно время взять себе кота, но потом передумал. Какой уж там кот, если он и себя-то покормить забывает, иногда по два дня ничего не ест. Вот такая вот она, творческая натура. Если, простите, «прёт», то выбраться практически невозможно: ты пишешь, и пишешь, и забываешь про все на свете.
У Геннадия была жена, которая звала его ласково Ящер. Но ей трудно было понять, почему этот человек сутками сидит за белым листом и молчит. И она ушла.
У Геннадия когда-то были друзья. Они тоже приходили и уходили, так и не дождавшись даже предложения выпить чаю или кофе. И они перестали приходить.
Еще у Геннадия были мама и папа, но они погибли в автокатастрофе три года назад по пути на Алтай. Уехали, как теперь говорит Геннадий, в бессрочный отпуск.
И вот теперь Геннадий сидел в своей квартире-студии и пытался поймать летающий в воздухе шедевр вот уже не первую неделю. Прошлый раз он победил в конкурсе, заняв первое место, получил за него неплохое вознаграждение и думал, что ему станет легче, что теперь он признанный поэт почти с записью в трудовой книжке. Жаль, что у поэтов нет трудовых книжек, чтоб по ним отслеживать стаж работы, например. Вот рассказываешь новому знакомому, что ты поэт, а новый знакомый смеется, говорит, да у нас каждый второй стишки «в контактике» выкладывает, а ты ему раз – и трудовую книжку: стаж работы 20 лет. И новый знакомый смотрит, значит, на тебя с уважением и интересом и вдруг просит почитать твои стихи. Вот Геннадий думал, что победа в престижном конкурсе принесет ему эту уверенность, но такого не случилось, стало хуже. Теперь от него ждали еще шедевров, и не просто ждали, а требовали. А ему больше нечего было сказать.
И вот сейчас, сидя перед молочным листом Ворда, он кидал все, что мог забросить – и все булькало и пропадало. Ему нескоро пришла в голову мысль засунуть туда свою собственную руку. Он медленно опустил внутрь сначала пальцы, потом кисть руки, ощущая слегка вязкое теплое вещество. Он с удивлением прокучивал кисть руки направо и налево, медленно и вдумчиво. И при каждом его движении на экране появлялась буква. Через некоторое время появилась строчка, затем вторая, затем третья – и что это были за строчки, это было явно что-то божественное, исходящее от Его рук. Геннадий читал строки, и они трогали его за самые тонкие и глубоко запрятанные струны его души. Он испытывал невероятный восторг, читая. Это был настоящий катарсис. Он то смеялся, то плакал, он кричал и даже пел. Его непреодолимой силой тянуло все глубже и глубже внутрь монитора. И чем глубже затягивало Геннадия в экран монитора, тем больше восхитительных строк появлялось.
А потом Геннадий исчез весь целиком. А строки так и остались на листе вордовского файла, и их так никто никогда не увидел. Обнаружилось, что Геннадий пропал, только когда монитор вспыхнул, и случился пожар, который сжег всю его маленькую квартирку и захватил несколько соседних. Останков в квартире обнаружено не было, Геннадий числится пропавшим без вести.
Квартиру уже давно восстановили, и у нее новые владельцы, но на входной двери с невероятным упорством кто-то неизвестный выжигает слово «Ящер».