Дым отечества. В поисках привычного времени

Дом № 7, квартира 35 по Парковой 5-й была заселена разным людом. Но заселением все были довольны. Потому что строили дома немцы. Пленные. Расплачивались, видно, и за «внезапное и вероломное» на нас нападение, и за уничтожение городов наших, и за гибель сотен тысяч, вернее, миллионов наших пленных.

Строили, что там ни говори, немцы хорошо. Дома по Парковой стояли аккуратные, даже с эркерами, что в нашем государстве уж точно являлось излишеством и выговорить это мудреное слово не каждый коммунальный жилец мог.

* * *

Утро в квартире № 5 начиналось рано. С осторожного стука в дверь девушки Гали Приклонской (по мужу). Стучала Дора Семеновна, которая, конечно, имела папу Соломона. Но для простоты и иных соображений звалась она Дорой Семеновной. Мало ли что там в паспорте! Как говорят в Одессе, кто вам туда заглядывает.

Вообще, немного отвлекаясь, хочется отметить – что это наше государство советское так пеклось об лицах еврейской национальности? Мол, ассимилируйтесь, мать – перемать, и все тут. Вот и стали появляться: Петр вместо Пинхуса, Семен вместо Соломона, Марк вместо Меера, Александр вместо Шлемы и так далее. Но! Во-первых, все-таки, да, правильно, таки бьют по физиономии, а не по паспорту. А во-вторых, остается это гонимое племя. Остается и от всех горестей только крепнет.

И ещё вопросик к государству. Почему не требуется ассимиляции татарам, узбекам, чукчам. Даже айсорам. А вот только им, этим, которые в общем.

Вот так Дора Соломоновна стала Семеновной. Ей это было нужно и по производственным соображениям. Ибо Дора Соломоновна была, нет, не поверите, мастером штукатурки и маляром высшего класса. Была бессменным бригадиром. А как рабочий уважаемого мастера называет. Да, правильно, по отчеству. И, конечно, удобнее звать её Семеновна, а не Соломоновна, разумеется.

Тетя Дора, как звали её в квартире жильцы молодые, была, конечно, белой вороной. Вот найдите мне женщину, крепкую, активную, подвижную, во все дела лезущую, да к тому же еврейской национальности и вот нате вам – маляр-штукатур высшего разряда.

Только один пример. Ещё в 1943 году в одном из залов Кремля возьми да какой-то пилястр с ангелами да грифонами и обвались. А как нарочно, должен был кто-то приехать. Не то Черчилль, не то Гарриман, не то король Ирана. В общем, скандал. Да в момент обрыва этого самого грифона в зале находился сам Верховный Вооруженных Сил СССР.

Команда последовала спокойная – за два дня все сделать. К чему я все это. Да к тому, что привезли обмершую Дору – мастера штукатура, маляра и вообще. Дали ей два дня. Трех помощников. Один, правда, в чине майора. И результат!

Через два дня вроде бы невзначай прошел Верховный через зал и только к вечеру сказал своему секретарю: «Вы там найдите эту маляршу и узнайте, что ей надо. Сделайте все».

Таким вот образом наша Дора стояла в списке Моссовета номером первым и получила на 5-й Парковой комнату и медаль за оборону Москвы. А затем и за победу над Германией.

Дора Семеновна имела вот какую особенность. О которой распространяться не любила. Но и не скрывала. И даже иногда, попивая чаек на общественной кухне, двум девчонкам-соседкам рассказывала то, что вызывало у девиц восторг и острое желание – пройти через вот все это. В общем, рассказывала про свое замужество.

Дора, когда рассказывала, ощущала себя не маляром-штукатуром, а лектором ну, например, в Первом Меде на Пироговской. С лекцией – секс и его последствия. Девчонки-соседки слушали её, открыв свои ещё вполне девственные рты.

– Первый муж, девочки, – пела Дора, – это все рано как первый «шлеп» мастерком, когда стенку начинаешь выравнивать. У нас ведь как строят, – отвлекается Дора, – абы да кабы, да чтоб премия – сюды.

В общем, в замужестве так бывает – как начнешь, так оно и пойдет. Положишь гипсу, например, много. Ну и что? Да то, что переделывать придется, да не один раз.

Вот я, видно с моим первым Ароном шпателем чего-то и переложила. Или не доложила. В общем, он у меня через год сбежал. И сразу – на финскую. Но мы развод оформили. Я все его пытала – в чем же дело. Он мялся, мялся, да и говорит: Дора, ты хорошая мейдл и мичпуха у тебя уважаемая, но со своим малярством ты все время усталая. А на усталых кого только не возют. Мне надо, чтобы было это самое и сию минуту. А у тебя то рано, то поздно, то белье замочила, то чего я кричу. Услышать же могут.

Я это все на заметку взяла. А уже бригаду получила. У нас всегда – переходящий вымпел. И знак ударника соцсоревнования – отдай, не греши.

В общем, стал у меня муж Зямка Кугель. Низенький, как и я. В очках. Из института марксизма-ленинизма. Расстались быстро. Я, помятуя моего Арона и его упреки, «употребляла» Зямку до полного его изнеможения. И думала, дура, что все идет правильно, по законам брачных, семейных, то есть, отношений.

Но и опять не тот мазок положила. Зямка, философ х…, только записку и оставил. Мол, у тебя, малярщицы, на уме только это. А о Фейхтвангере, Гегеле, Дидро и советской школе философии – у тебя в голове и трава не расти. Прощай.