Дым и железо

Джесс поднялся на ноги и прошелся по камере. Холодная, пустая, с решетками и плоской каменной полкой, которая притворялась кроватью. Туалет без прикрас, который не помешало бы почистить и едкий запах которого уже начинал въедаться в кожу.

«Если бы у меня было что почитать…» Эта мысль появилась без предупреждения, и Джесс ощутил ее словно личную трагедию. Остаться без книги для него было самым худшим из всех наказаний. Он старался не думать о своей смерти, а думать о судьбе Морган, или профессора Вульфа, или кого-то еще было слишком страшно… Однако Джесс почти слышал сухой, язвительный голос профессора Вульфа, говорящий ему: «Если бы только у тебя были мозги под стать этому делу, Брайтвелл, ты бы не остался без книги».

Джесс улегся на каменную койку, закрыл глаза и попытался ясно представить первую страницу одной из своих самых любимых книг. Ничего не пришло в голову. Лишь слова, разрозненные и перемешанные, которые отказывались образовывать хоть какой-то порядок. Уж лучше бы тогда он представил, как пишет письмо.

«Дорогая Морган, – подумал он. – Я заперт в темнице в серапеуме, и единственное, о чем я могу думать, это о том, что мне следовало поступить лучше по отношению к тебе и ко всем нам. Я боюсь, что все было напрасно. И мне очень жаль. Жаль, что я был настолько глуп, будто думал, что смогу обхитрить архивариуса. Я люблю тебя. Пожалуйста, не ненавидь меня».

Это было эгоистично. Морган и правда следует его ненавидеть. Джесс отправил ее обратно в Железную башню, в пожизненное рабство с неразрушимым ошейником, туго застегнутым на ее шее. Обманом заманил профессора Вульфа в тюрьму гораздо худшую, чем эта, тем самым приведя к неизбежному смертному приговору. Он предал всех, кто когда-либо доверял ему, и ради чего?

Ради своей сообразительности и, вероятно, ради глупой идеи о том, что он может каким-то – каким-то – образом совершить чудо. Что дало ему право вообще думать о подобном?

Бряк.

Это был звук ключа, проворачиваемого в тяжелом замке.

Джесс поднялся на ноги, но холодок, оставшийся на его спине от лежанки, все еще тянулся следом, как призрак, и подошел к решетке камеры, когда дверь в конце коридора открылась. Джесс видел, как сдвигаются петли и железная дверь распахивается внутрь. Когда она снова закрылась, то не была заперта на замок. «Непредусмотрительно».

Джесс вслушивался в решительный стук шагов по полу, который становился все громче, а затем перед его камерой появились трое библиотечных солдат в черных мундирах с золотыми эмблемами. Они остановились и повернулись к нему лицом. Самый старший, – его коротко подстриженные волосы обрамляли голову жесткой серебряной щеткой, – рявкнул на разговорном греческом:

– Отойди от решетки и развернись.

Джесса бросило в жар, а затем снова в холод; он сглотнул ком страха, вставший в глотке, и почувствовал, как пульс учащается в тщетной попытке сбежать от неизбежного. Джесс последовал инструкции. «Они не заперли внешнюю дверь. Это мой шанс, если удастся пробраться через троих». Он мог бы. Сбить с ног первого, использовать его потерявшее равновесие тело, чтобы оттолкнуть двух других, выдернуть пистолет из-за пояса одного из них и успеть застрелить как минимум одного, а может, и двоих. И тогда тут уже лишь удача решит, умрет ли он в этой попытке побега, однако в любом случае даже если и так, то умрет он сражаясь.

«Я не хочу умирать, – прошептало что-то в его душе, почти что как детский плач. – Только не как Лиам. Только в тот же день».

И внезапно Джесс вспомнил.

Лондонское небо стального цвета. Легкий дождь, капли которого падали на его детское лицо. Он был еще слишком мал ростом, чтобы видеть, как брат поднимается по лестнице, и разглядел лишь две верхние ступени эшафота. Лиам запнулся на последней, и стражник его поймал. Брат дрожал, и шел очень медленно, и выглядел совсем не смелым. Он взглянул на толпу собравшихся, и Джесс вспомнил ту секунду, когда он смотрел на Лиама, прежде чем тот перевел взгляд на их отца.

Джесс тоже посмотрел на него. Каллум Брайтвелл смотрел в ответ без тени смущения на лице, будто бы его старший сын был незнакомцем.

Лиаму связали руки. На голову натянули мешок.

Голос, прозвучавший здесь и сейчас, вырвал Джесс из воспоминания.

– К стене. Руки за спину.

Джесс медленно начал выполнять приказ, пытаясь определить, где были другие солдаты… и замер, когда дуло пистолета коснулось его шеи сзади.

– Я знаю, о чем ты думаешь, сынок. Даже не пытайся. Мне бы не хотелось застрелить тебя за твою глупость.

У этого стражника был знакомый акцент – из мест близ Манчестера, скорее всего. Проведенное в Александрии время немного скрыло его английские корни, однако это было странно, решил Джесс, что его может убить соотечественник, причем так далеко от родного дома. Его может убить англичанин, прямо как Лиама.

Как только библиотечные оковы оказались на запястьях, прилажены и затянуты, Джесс, к удивлению, вдруг почувствовал себя чуть менее тревожно. Теперь возможность упущена. Все дороги свелись к одной-единственной. Оставалось лишь идти вперед.