Дыхание судьбы

— Вообще-то, если и дальше так пойдет, не удивлюсь, если найдется не один парень, который попросит отправить его воевать на Дальний Восток.

Он думал, что его слышит только Оуэнс, но тут краем глаза увидел, как от толпы справа отделилась фигура. Не успел он обернуться и посмотреть, кто это, как его грубо схватили за руку. Это был Уокер.

— Что ты сказал, Прентис? Что ты сейчас нес насчет Дальнего Востока?

Прентис был так ошарашен, что мог только глупо улыбнуться:

— Что?

— Ты меня слышал. — Уокера всего трясло. — Что ты нес насчет Дальнего Востока?

Прентис резким движением высвободил руку, отчего куриные кости из котелка разлетелись по жирному подносу. Кровь бросилась ему в лицо, и казалось, что в огромном, с высоким потолком помещении столовой воцарилась тишина.

— Слушай, Уокер! К тебе это не имеет отношения.

Тишина вокруг была не кажущейся — умолкли все, — Уокер не мог бы пожелать более внимательной аудитории для демонстрации своей ярости.

— Отчего ж сам не попросишь перевести тебя на Дальний Восток? А? Знаешь, отчего ты этого не делаешь? Оттого что ты трус, вот отчего.

— Черт возьми, Уолк…

Он не договорил: в глазах у него покраснело и завертелось. Уокер толкнул его пятерней в лицо, другой рукой рванул за рукав, и Прентис, крутясь, врезался в стену фабрики, куриные кости разлетелись по полу, винтовка соскользнула с плеча и повисла на локте, подшлемник соскочил с головы. Мгновения не прошло, как он освободился от винтовки, принял боксерскую стойку и ринулся вперед, выставив сжатые кулаки, но ударить не успел: его схватили сзади за руки, а двое других оттолкнули Уокера. Повисшая было в столовой тишина взорвалась неистовыми криками и улюлюканьем.

Оуэнс держал Прентиса за одну руку, приговаривая: «Брось, Прентис, не обращай на него внимания!» — Мюллер — за другую. Несколько секунд они с Уокером рвались друг к другу, способные сражаться только взглядами. Прентис рад был, что его удерживают, но понимал, как важно показать, что он рвется в бой.

— Что тут, черт побери, происходит? А ну замолчали все! — раздался властный голос появившегося откуда ни возьмись Люмиса, который переводил полный праведного негодования взгляд с Прентиса на Уокера. — Забыли, ребята, где находитесь?

Кто-то в толпе сказал:

— Уокер начал первым, Лумис. Он как…

— Салага дерьмовый, я начал, — процедил, ощерившись, Уокер сквозь стиснутые зубы, — и еще не закончил.

— Всё, успокоились, — сказал Лумис. — Меня не интересует, кто начал и из-за чего это началось. Вы ведете себя как дети. Господи, если хочется подраться, деритесь, но только не в столовой. Уокер, возвращайся к себе. Это приказ. А ты, Прентис, в очередь, мыть посуду. Остальным разойтись!

Кто-то протянул Прентису его винтовку и подшлемник, кто-то подал его котелок и ложку. Мюллер засмеялся нелепости происшедшего, другие подхватили его смех. Когда подошла очередь Прентиса, вокруг уже говорили о другом. Казалось, ничего не произошло. Но, моя котелок, он сжимался от страха, а направляясь по коридору на залитый солнцем фабричный двор, начал дрожать. Оуэнс и Мюллер были где-то позади, а Лумис еще дальше, в толпе солдат. Что там впереди, не было видно из-за высокой стены, окружавшей фабрику. Подойдя к воротам на улицу, он уже знал, что Уокер ждет его за ними, так что был готов и не показал ни удивления, ни тем более страха, когда ступил на улицу и увидел Уокера, преградившего ему путь.

Уокер прислонил винтовку к стене, рядом аккуратно поставил на землю свой котелок. Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за ремень, и, когда Прентис подошел ближе, медленно потянул их из-под ремня. Ну и конечно, тут же собралась небольшая толпа улыбавшихся зрителей — шесть, не то восемь человек, проходивших по улице и остановившихся посмотреть, что происходит.