Тощая, поджарая лошаденка неопределенной, то ли чалой, то ли пегой масти неторопливо трусила по барханам, неуклюже выбрасывая вбок задние ноги с широкими неподкованными копытами. На спине у этого отважного покорителя барханов восседал такой же тощий человечишка в грязном халате. Видно, он не был великим наездником и забавно подпрыгивал в седле каждый раз, когда лошадь отрывала от земли задние копыта. В результате таких действий всадник сильно кренился в седле и постоянно съезжал набок. В конце концов ему это надоело, он натянул поводья, и смешной конек, скакнув еще пару раз, замер. Всадник сполз вниз и удачно опустился на свой собственный зад. Помянув всех Богов, он встал, потирая отбитое место, взглянул на небо, где оранжевое солнце уже заметно сместилось к западу, и, покряхтев, снял с лошади переметные сумки. Конек совсем по-человечески облегченно фыркнул и взглянул на хозяина большими карими глазами, как бы испрашивая разрешения отдохнуть. Но хозяину было не до бедной скотины. Встав тут же, рядом со своим скакуном, на колени, он торопливо выбрасывал из котомки какие-то тряпки, свертки, узорные платки, бархатные туфли и даже маленькую женскую шапочку с павлиньим пером и другие мелочи, столь же необходимые путнику в дальней дороге, как пятая нога лошади.
— Боги, не дайте свершиться несправедливости, — бормотал он, разбрасывая по песку свою поклажу, что, вернее всего, было его добычей. — Ну наконец-то! — Путник вытащил из сумы и лихорадочно ощупал большую бутыль из белого алебастра, оплетенную лозой, с узким горлышком залитым смолой и запечатанным печатью самого правителя Турании. — Цела! — пробормотал он. — Боги хранят меня. Доберусь до Гайбары — щедро одарю храм Валки. Его рука со мной. Лишних денег у меня нет, но пять-шесть монет… или, лучше, три-четыре.
До сих пор не известно, умеют ли Боги мстить, но то, что жадность им не по нраву, это не вызывает никаких сомнений. Только что горизонт был чист, и компанию путнику и его лошади мог составить лишь ветер, если бы захотел остановиться хоть на мгновение, но три точки, появившиеся внезапно, как из-под земли, были явно не миражом, а чем-то более материальным. Они быстро приближались, точно гонимые этим самым ветром клубки травы, и скоро стало видно, что эти три точки — три всадника в грязных халатах и тюрбанах, знававших лучшее время. Один из них, наполовину свесившийся с седла, разглядывал четкий след широких неподкованных копыт.
Лошаденка путника всхрапнула, он встрепенулся, вскочил на ноги, оглядываясь вокруг, заметя всадников, и, испустив душераздирающий вопль, метнулся было к пожиткам и принялся их лихорадочно запихивать назад в сумки, но тут же опомнился. Три всадника быстро и неумолимо приближались к нему. Человечек немедля взобрался на спину своего скакуна и что есть силы ударил пятками в бока. Животное обиженно заржало и рвануло с места так стремительно, что бутыль, которую человечек зажимал под мышкой, выскользнула и упала в песок.
— Стой, скотина! — взвыл он и попытался было натянуть повод, но у лошаденки было свое мнение на этот счет. Прянув что было сил, она птицей взлетела на очередной бархан и кубарем скатилась вниз, едва не переломав кости себе и седоку. Однако все обошлось. Увидев, что жертва убегает, трое прибавили рыси, но, видно, лошади их уступали неказистому на вид коньку удиравшего, и расстояние между ними быстро увеличивалось, вскоре стало ясно, никого они не догонят, так что можно придержать коней и осмотреться.
Груду разноцветных шелковых тряпок, впопыхах брошенных владельцем, никто из троих подобрать не озаботился. Старший из них — могучий, рослый детина с лицом цвета хорошо прожаренного куска баранины — лишь презрительно мазнул по ним безразличным взглядом и хотел было проехать мимо, но один из его напарников неожиданно остановил коня и спешился. Увидев, что привлекло внимание их товарища, оба всадника споро последовали его примеру.
— Глянь на печать, — самый молодой из них щелкнул по горлышку бутыли длинными, гибкими пальцами, — из погребов самого султана, не иначе. Знатное должно быть вино…
— Само собой, — согласился третий, — Мердек всякой дряни у себя держать не будет, съешь демон мои потроха!
Старший, ни слова не говоря, протянул левую руку за бутылью, а правой достал из ножен на поясе широкий острый нож.
Под слоем смолы, отделившейся на диво легко, как и следовало ожидать, оказалась пробка, черного цвета, как и смола. Старший схватил ее широкими лошадиными зубами и дернул. Не тут-то было. Пробка не поддалась.
— Дай я попробую! — протянулось сразу четыре руки. Бутылка пошла по кругу, и все по очереди сделали пробу, не жалея зубов. Пробка сидела так плотно в горлышке, что можно было подумать — вросла туда.
— Вот зараза, — высказал общую мысль молодой.
— Отрубить и протолкнуть внутрь, — посоветовал третий.
— А ну как не протолкнется? За какую… будешь ее назад тягать, умелец? — огрызнулся молодой.
— Ну тогда по дну постучать. Может выскочит.