Дыхание смерти

Задремал я лишь после того, как Мадлон ушла в спальню. Я не знал, когда заснул и сколько времени спал. Последнее, что я помнил, – это как сидел, прислушиваясь к лифту, а затем проснулся, лежа на софе. Какой-то ничтожный шум разбудил меня. Я поднял голову и увидел Мадлон.

Она выскользнула из спальни в коридор. Босая, халат надет на голое тело, в руке ножницы.

Сделав несколько осторожных шагов, она заметила, что я смотрю на нее, и улыбнулась:

– О, я вас разбудила? Очень жаль.

А я, словно парализованный, не мог произнести ни слова.

– Я приводила в порядок свои волосы и захотела выпить. Я налью себе бокал на кухне.

Я, не находя слов, смотрел на ножницы. Мадлон вошла в комнату, села напротив меня на пол и прислонилась к креслу.

– Мне действительно жаль, что я вас разбудила, – сказала она, – но поскольку вы все равно проснулись, давайте вместе покурим и поболтаем.

Я с ужасом продолжал глядеть на нее.

– Уютно здесь, не правда ли? – тихо сказала она.

А я-то надеялся, что она обессилеет! Я сидел неподвижно и сжимал зубы, чтобы они не стучали. Меня трясло, словно в ознобе.

Она начала играть ножницами, открывала их, ставила себе на палец концы узких блестящих лезвий и балансировала ими. Затем с улыбкой посмотрела на меня:

– Здесь так тихо, так спокойно. Я бы охотно осталась тут навсегда. Вы знаете такие стихи?

Концы ножниц сверкнули.

Здесь музыка еще нежней звучит,
Когда на землю лепестки роняет роза,
Когда ночной туман клубится над водой
И укрывает скалы пеленой.

Она замолчала.

– Что там дальше? Что-то о спокойном сне, не правда ли? Ах да…

Она мечтательно посмотрела на меня. Табачный дым вился вокруг коварно сверкающей стали.

Так мягко обволакивает дух,
Усталость глаз смыкает век усталость
И навевает сладкий, мертвый сон…

Мадлон засмеялась:

– Хорошо, верно?

Я почувствовал, что дошел до предела, и попытался взять себя в руки.

Я боялся не ножниц в ее руке. Захлестывало ужасом сознание того, что она не человек. Она неуязвима и непобедима. Против нее оружия нет.

Меня охватило дикое желание вскочить и убежать или наброситься на нее, отнять ножницы, схватить за горло и проверить, можно ли ее убить.

Передо мной словно разверзалась пропасть. Еще шаг, и я рухну туда.

Мадлон встала.

– Ну, вы, наверное, устали. Ладно, не буду больше мешать, – сказала она. – Пойду снова спать.

Она совершенно точно знала, насколько можно закрутить гайки.

Наступило воскресенье… Это был не обычный день, который начинается утром и заканчивается вечером. Мое время состояло из бесчисленных секунд ожидания взрыва. Огонь полз и полз по бикфордову шнуру…

Около полуночи я почувствовал, что не могу больше не спать. Нужно было выйти на улицу. Я сел в машину и медленно поехал к берегу моря. Там, между дюнами, остановился и вышел на свежий воздух.

Была непроглядная тьма, и с моря дул холодный ветер. Отойдя на пять шагов от машины, я присел на пригорок. И, не успев коснуться земли, видимо, выключился.

…Я бежал вокруг громадной вращающейся карусели, наполненной толстыми пачками денег и рыжими девицами с холодными насмешливыми глазами. Потом опустилась черная пелена…

Вдруг я очнулся. В нескольких метрах остановилась машина. Вспыхнул карманный фонарь. Яркий луч скользнул мимо моей головы и упал на открытую дверцу «понтиака». Я лежал не двигаясь, затаив дыхание.

Луч стал бродить по земле. Человек увидел, что в моей машине никого нет. Затем луч погас. Дверца машины открылась. Снова захлопнулась. Я не двигался. Шансы ускользнуть были равны нулю. Но возможно, он не найдет меня в темноте.

Снова вспыхнул фонарь, свет ударил прямо в глаза.

– Что вы здесь делаете? – ворчливо спросил мужчина. – Заболели или напились? Эй, вы!

Я вскочил и бросился на него. Он не успел выхватить пистолет. Я ухватился за одежду, толкнул и ударил кулаком в лицо. Получил ответный удар, и мы сцепились, покатились по песку. Я схватил мужчину за воротник и снова ударил. Он дернулся и остался лежать неподвижно.

Вероятно, он был без сознания. Из его машины я выдернул ключ и выбросил в темноту. Потом забрал фонарь и, освещая путь, сел в свою машину и уехал.

Теперь у меня совсем не было времени. Теперь они знают, что я в городе.

Пока я ехал вдоль берега, в голове прояснилось. Я еще доберусь до этих денег! Я должен победить Мадлон.

Около пяти утра я поставил машину на боковой улице неподалеку от своего дома. На востоке небо начинало розоветь. Никто не видел, как я вошел в дом и взбежал вверх по лестнице. Этот день должен стать последним. Через несколько часов мы должны скрыться.

«Нет, – подумал я, – это мне надо скрыться».

Мадлон была в спальне. Я поставил вариться кофе и пошел в ванную. Сделал себе очень горячий душ, какой только мог вытерпеть, а затем пустил холодную воду, чтобы окончательно прийти в себя.