Озадаченное и злобное выражение лица лемурийца сменилось презрительным. Дзигоро, не обращая на него ровным счетом никакого внимания, свел ладони вместе и прошептал несколько слов, которых маг не смог расслышать. И о чудо! Произошло то, в чем лемуриец не мог признаться даже самому себе, так быстро смирить гнев стихий не смог бы даже его повелитель. Толщи грозовых облаков таяли прямо на глазах, превращаясь в легкую серебристую дымку, которую тут же унес вдаль свежий ветер с верховий гор.
— Впечатляет, — кивнул лемуриец и едко добавил, — но не слишком. Кто ты без своего Бога? Никто. Меньше, чем никто. Презренный червяк под моей сандалией. Ты ни-ко-гда не сможешь меня погубить. Предсказатель ошибся, камелиец. Ты слишком ничтожен. Пожалуй, мне стоит отпустить тебя. Ты безопасен.
Губы Дзигоро дрогнули в едва заметной усмешке.
— «Никогда» — это слово, которое не пристало произносить смертным. Они не знают его подлинного смысла. «Никогда» — это слово Богов.
— И тех, кто равен Богам! — вскричал лемуриец.
— Героев? — Бровь Дзигоро слегка приподнялась, нарушая симметрию, отчего лицо его стало молодым и веселым. — Возможно. Их немного. И ты не из их числа.
— Ты думаешь, твой пес из их числа? — прошипел маг, наливаясь ехидной злостью. — И это слово пристало ему? Но как же быть, ведь он лишен дара речи.
Камелиец медленно покачал головой:
— Зря ты так поступил с Куллом. Время обретения утраченного еще не наступило, но оно настанет. Тумхат, я чувствую его приближение, и ты его чувствуешь, и вся твоя злоба от страха. Ты боишься, Тумхат, боишься и правильно делаешь. Этот человек не умеет прощать такие обиды.
— Я не боюсь собак, — огрызнулся лемуриец.
— Напрасно. — Дзигоро расслабился, повел плечами, разгоняя остатки морока, и сделал шаг.
Тумхат невольно попятился.
— Я не трону тебя, — мягко проговорил камелиец, — В моем сердце нет ни злобы, ни желания мстить тебе. Ты такое же орудие судьбы, как и я. Но Кулл иное. Он решает сам. И своим прямодушием он рвет сплетенные вокруг него сети коварства. Ты уверен, что правильно понял предсказание? А что ты скажешь на то, если не я, а варвар из Атлантиды послужит орудием твоей гибели?
Лемуриец выпрямился. Высказанная Дзигоро мысль поразила его в самое сердце.
— Ты напрасно сказал мне об этом, — проговорил он наконец. — Теперь я точно найду и добью этого шелудивого щенка.
— Во всяком случае попытаешься, это точно, — кивнул Дзигоро. — Что ж, удачи не желаю. Я читал знаки, которые судьба начертала над головой варвара. От твоей руки он не умрет. Ему суждено стать великим королем. Так что не советую тебе с ним ссориться. — С этими словами камелиец вышел и аккуратно прикрыл за собою дверь, оставив мага кататься от бессильной злобы среди разбитых склянок с вонючей жидкостью по прожженному его же молниями ковру.
Он шел по узким коридорам, освещенным ненавистным ему еще со времен заточения холодным зеленым светом, и чувствовал, как поверженная было тьма вновь набирает силу, густеет по углам, собирается под лестницами в недобром ожидании. Ему не дано было рассеять эту тьму навсегда. Он мог только выстоять в схватке с ней, если будет на то воля Ранхаодды, который, теперь Дзигоро знал это точно, все-таки не оставил его, несмотря на пролитую на его пороге кровь. Его Бог все еще был с ним. И что из того, что в свое время, быть может, за следующим поворотом, он потребует и возьмет плату за нарушения его заповедей. Это не страшно. Одна жизнь и одна смерть ничего не изменят на весах вселенной. Но по его следам пройдет другой — Воин, Герой — погибель магов, и если от шагов Дзигоро Призрачный Замок лишь содрогнулся, то от поступи могучего варвара он рухнет на голову своего хозяина. Так будет!
Дзигоро ничего не расслышал. Шаги лемурийца в мягких туфлях были легки, как походка большой кошки. Он крался по смежным коридорам, пока Дзигоро пересекал замок по главной лестнице. Рука мага сжимала страшное оружие. Легкий, как могло бы показаться со стороны, а на самом деле налитый смертоносной свинцовой тяжестью, короткий меч или, скорее, длинный кинжал с необычно извитой формой клинка. Клинок этот не отбрасывал блики отраженного света, а принимая их на свою полированную поверхность, поглощал целиком и безвозвратно. Магическое оружие — дасар старинной работы в умелых руках — это воплощение Смерти. Вдобавок сам лемуриец наложил на него знаменитое заклятье четырех стихий, которое едва уместилось на оружии, так много оно уже несло на себе.