Двуликий Янус

– Тебе грустно, Анхель? – Януш сел на мою кровать и, обняв меня за плечи, поцеловал в макушку.

 

– Расскажи мне про будущее, – вдруг попросил его я, не знаю почему.

 

– Понимаешь… – Януш отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. – Будущее невозможно узнать точно. Вот прошлое легко увидеть. Его следы всегда остаются на людях. На руках, в морщинках возле губ, в глазах. Оно проскальзывает в голосе. Оно впечатано в сам облик человека. А вот будущее… Ты видишь сразу несколько картинок одного и того же события.

 

– Это почему? – удивился я.

 

– Ну вот смотри: мама тебя отправила в лес, и ты вполне мог не сбиться с маршрута. Ты мог встретить кого-то в лесу, и тебе бы помогли выбраться. Или ты мог зацепиться рубашкой за сучок и утром, увидев кусочек тряпочки на ветке, понять, что пришел именно оттуда. И тогда ты дошел бы до деревни, нашел бы Якова, и тот переправил бы тебя с остальными в безопасное место, – грустно улыбнулся Януш.

 

– Но тогда ты бы не нашел меня в лесу, и я никогда не узнал бы Шери, Марысю и Софию. Габриэль не научил бы меня ездить верхом. Я никогда бы не вышел на арену цирка и никогда бы не узнал, что такое Парад-алле. И я не узнал бы тебя, – от последней мысли мне стало совсем тоскливо, я прижался к Янушу боком и обнял его.

 

– А еще… могло случиться так, что я не пошел бы в тот день в лес. И тогда тебя нашли бы они и… Нет! Не хочу про это думать! – Януш тряхнул светлыми волосами, и крупный золотой завиток упал ему на лоб. – Но я пошел, и знаешь почему? – он поправил волосы рукой и как-то совсем тепло посмотрел на меня.

 

– Почему? – спросил я.

 

– Меня позвали, – ответил он. – Я слышал голос, который меня вел за собой.

 

– Это я тебя звал? – у меня перехватило дыхание.

 

– Нет, – Януш покачал головой и посмотрел в окно. – Голос был женским.

 

– Мама… – понял я и, уткнувшись ему в плечо, расплакался.

 

– Твоя мама вела Януша к тебе? – вырывает меня из воспоминаний голос внука.

 

– Верно, – улыбаюсь я. – Я ее больше никогда не видел. В моих воспоминаниях мама и папа остались молодыми и красивыми. Они не состарились ни на один день. В этом и есть странность нашей памяти. А сейчас… – я поднимаюсь с лавки и ищу глазами свою палку. – Пора бы и домой. И нужно купить хлеба на обед.

 

– Дед, а я так и не понял, в чем было уродство Януша? – спросил внук, подавая мне тросточку.

 

– Глупый ты, – хмыкает на брата девочка. – Януш прекрасен. У него нет уродств.

 

– А что он тогда делает в таком цирке? Он мог бы выступать в обычном, – парирует внук.

 

– Я расскажу вам обо всем, – улыбаюсь я, – вы уже взрослые и должны все понять, но сначала обед!

 

 

Обед прошел очень быстро и в полной тишине. Мои маленькие хомячки закидывали в себя ложки супа одну за одной, даже не пережевывая.

 

– Все, дед, пошли на веранду, – заявляет мне внук, как только его тарелка оказывается пустой.

 

– Не торопи дедулю, – хмурится внучка, собирая тарелки. – Он у нас старенький, вдруг забудет, о чем обещал рассказать.

 

– Не забуду, – смеюсь я, – я старый, но с памятью у меня все хорошо. Я помню, что обещал вам рассказать, чем Януш отличался от других.

 

Мы снова расположились на терраске на заднем дворе, и я, не став больше испытывать терпение внуков, продолжил рассказ:

 

– Осень была уже в полном разгаре. Мы уже несколько дней ехали по дороге вслед за цирковым реквизитом. Останавливались только для ужина. Завтрак и обед выдавались сухим пайком. Ужин нам готовила Ганечка на большой плите, которая топилась дровами. Пока готовилась еда, мы выгуливали животных, давали отдых коням и сами разминали затекшие от постоянного сидения и лежания конечности.

 

Шери и Макс репетировали танец, вытащив на траву лист фанеры. Марыся и Софи тянули мышцы, держась за вагончики. Влад качал руки, взяв в каждую по запасному колесу вагонов.

 

Стайка зверей, приставленная к нам то ли в помощь, то ли для присмотра, располагалась недалеко от нас, и я слышал их свист и гогот. Они смотрели жадными горящими глазами на Марысю и Софию, а те брезгливо фыркали и старались отойти подальше от жадных взоров исходивших слюной зверей. Над танцами Макса и Шери звери откровенно смеялись. Завидев Габриэля, начинали громко скулить и выть, а Влада дразнили, оттопыривая себе уши.

 

Но как только вдали показывалась высокая фигура майора, свист и улюлюканье стихали и звери начинали делать вид, что заняты чисткой сапог или полировкой пряжек на ремнях.

 

На третий или четвертый день нашего путешествия неожиданно к нам вернулось лето. За день солнце накалило крыши вагончиков так, что дышать стало тяжело. Мы с Янушем развалились на полу фургона, заранее вылив на него ведро воды.

 

– Я бы сейчас с удовольствием искупался в речке, – вздохнул я, подливая воду в небольшую ванночку, где сидел недовольный и нахохлившийся Карлуша.

 

Удивительно, но мне показалось, что кто-то решил исполнить мое желание. Остановку объявили намного раньше, чем обычно, а выйдя из пропитанного жарой вагончика, я увидел небольшое лесное озеро вдалеке.

 

– Ребята! Айда купаться! – крикнул Габриэль и первым побежал со склона по направлению к заманчиво блестевшей водяной глади.