Двуликий Янус

Так оно и случилось: ни в этот день, ни на следующий к переплетчику никто не являлся. И он сидел дома, никуда не выходил.

Сутки спустя, утром, в мастерскую прошел величественный старик с пачкой книг под мышкой. Пробыл он у переплетчика около часа и вышел с другой пачкой: получил, очевидно, книги, сданные ранее. Это оказался крупный ученый, литературовед. Никаких точек соприкосновения с Варламовыми у него не было.

В тот же день, несколько позже, в мастерской побывал и другой посетитель-женщина. Эта вела себя странно: выйдя от переплетчика, она долго петляла по окрестным переулкам, то убыстряя, то замедляя шаги, беспрестанно оглядываясь по сторонам. Проплутав минут сорок, женщина вышла к автобусной остановке и, пропустив две машины (хотя народу было не очень много), села на третью.

Устроившись на заднем сиденье, женщина вынула из объемистой сумки книгу и принялась читать, однако то и дело бросала косые взгляды на всех, входивших в автобус.

Проехав семь остановок, она быстро встала и стремительно направилась к выходу, но на остановке не сошла, а встала возле самой двери, обернулась и пристально оглядела немногочисленных пассажиров. Сошла она на следующей остановке в районе Арбатской площади. Тут опять принялась колесить по кривым переулкам в районе улицы Коминтерна, пока не выбралась к станции метро «Библиотека Ленина».

Снова пропустив два состава, женщина в последний момент, когда створки дверей уже тронулись, вскочила в третий и доехала до «Красносельской». Там сошла и пересела в поезд, шедший в обратную сторону. Так, петляя, путая след, она добралась до Казанского вокзала и электричкой доехала до Малаховки. В пустынном дачном поселке (война, москвичам было не до дачного сезона) она исчезла из виду, вильнув в одну из просек.

Час с небольшим спустя женщина вновь появилась на железнодорожной платформе и на этот раз без всякой опаски доехала до Москвы, а там проехала прямо на улицу Горького, в… Дегтярный переулок. Это была Икоркина.

«Наконец-то! — потирал руки Кирилл Петрович. — Круг замкнулся. Никакого сомнения: в Малаховку Икоркина ездила к Еве Евгеньевне. Варламовы — там. Иначе зачем ей было выкидывать такие фортеля, так путать след? Наивно! Ведь сами себя с головой выдала. Но Ева Евгеньевна, Ева Евгеньевна… Тоже мне конспиратор! Ишь до каких фокусов додумалась, но — перемудрила.

Правда, задача до конца решена еще не была: Малаховка велика, а точного адреса нет. Но дело теперь оставалось за малым. Малаховка — не Москва, да и район, где скрылась Икоркина, известен. День-два — и Варламовы будут обнаружены. Это уж непременно.

Прежде чем приступить к разработке плана поисков, Кирилл Петрович решил поговорить с Натой. Может, она что и знает про Малаховку, что-нибудь подскажет.

— Малаховка?.. — задумчиво повторяла Ната. — Малаховка?.. Нет, не припомню, чтобы дядя и тетя там бывали. У кого? Нет, не помню…

Вдруг Ната вскрикнула:

— Вспомнила! Так ведь там, в Малаховке, какой год снимают дачу Соболевы. И как я могла забыть?

— Соболевы? — удивился майор. — Что-то не припомню. Какие еще Соболевы?

— Да боже ж мой! Соболев. Аркадий Адамович. Бывший маклер. Жена у него — балерина. Я же еще в первый день говорила Виктору Ивановичу. Соболевы были дружны еще с родителями Евы Евгеньевны. Тетушка у них, как у себя дома…

Кирилл Петрович вспомнил. Теперь задача и вовсе упростилась, хотя точного адреса Соболевых в Малаховке Ната и не знала.

Скворецкий пошел к комиссару: надо было согласовать план операции, получить санкцию. Отправиться за Варламовыми решили в тот же день, вечером, не откладывая. Когда Кирилл Петрович вернулся к себе, ему доложили, что уже несколько раз звонили из бюро пропусков: там кто-то ждет майора, настойчиво требует встречи с ним. Скворецкий набрал номер дежурного.

— Товарищ майор? Пришел тут один гражданин. Битый час сидит. Чудной какой-то. В летах, между прочим. Обязательно вас требует. И еще говорит, что он пришел арестовываться. Да, да, арестовываться, так и говорит… Что? Как его фамилия? Варламов фамилия. Петр Андреевич Варламов.

Глава 20

Профессор Варламов сидел перед Скворецким строгий, прямой, сосредоточенный. С трудом преодолевая волнение, он медленно цедил слова.

— Вот-с. Явился. Можете меня арестовать. Как шпиона, так сказать. Германского шпиона. — Горестная усмешка искривила его губы.

— Ну, уж так сразу и шпиона, да еще германского? — улыбнулся Кирилл Петрович. — В чем же выразились ваши шпионские дела, если не секрет?

— Смеяться тут, молодой человек, нечего-с, — сухо сказал профессор. — Да, да, нечего. Все это не смешно — трагично. Весьма трагично. Мои шпионские дела вам, надо полагать, известны лучше, чем мне, иначе с какой стати вам охотиться за мной, преследовать меня?

— Охотились? Мы? За вами? Преследовали вас? Полноте, профессор. Уж если быть до конца честным, то это вы вдруг изволили скрыться, исчезнуть, поставив всех в тупик. Разве не правда? А про шпионские дела… Откуда вы взяли?

— Взял? Да будет вам известно, я осведомлен лучше, чем вы полагаете.

— Осведомлены? Извините, профессор, но я вас не понимаю.