Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

— Госпожа не одна… — я вздрогнула, узнав этот голос, и обернулась, не веря своим ушам. Из-за выступа скалы вышла хрупкая худенькая фигурка, в которой я узнала Иду, а вслед за ней показалась и Мия. Я раскрыла рот от удивления, да так и не сумела ничего сказать. Слёзы потекли пуще прежнего. Мои преданные спутники и спутницы… Даже перед лицом несчастий и печали они не покинули нас, остались верны. Я перевела взгляд на Хакана и указала головой в направлении выхода. Мужчина кивнул и поклонился, после чего удалился. Больше я его никогда не видела.

* * *

Шли годы и века. Я похоронила себя рядом с мужем, посвятив отведённое мне время служению ему. В Мидгарде оно текло совсем не так, как в Асгарде: медлило, растягивалось, и старость, пожиравшая обычных людей без всякой меры, меня — богиню, не принадлежавшую к роду смертных, могла коснуться одними кончиками пальцев, сколько бы ни тянулась к желанной добыче. Моя зрелая, распустившаяся, словно бутон, красота не увядала, однако вместо неё угасала душа, не в силах обмануть вечность. С ней тускнели и краски: выгорели и посеребрились светлые волосы, побелела без живительных солнечных лучей кожа. Я не могла видеть своих глаз, но и их представляла прозрачными, утратившими блеск и всяческое чувство, кроме, может быть, тоски.

Локи пребывал в беспамятстве, а когда изредка приоткрывал глаза, то не видел меня. Казалось, мир перестал для него существовать, казалось, он ушёл, и лишь некая таинственная сила держала его дух прикованным к телу, к земле. Эта мощь, заключённая в крепкой груди, клокотала, ждала своего часа, а потому хранила бесценную оболочку: каверзный ас не менялся и не слабел, но, тем не менее, не сумел избежать мучительных страданий и нескончаемой боли. Горечь и скорбь безутешной матери и жены стали мне родными сёстрами, сплелись с жилами, проникли в кровь. Казалось, с годами чувства остынут, страсти перестанут бушевать. Как бы не так! Чем глубже я погружалась в своё горе, тем сильнее оно жгло меня изнутри! Разве могла я забыть, пережить? Разве можно с таким справиться, совладать, задавить в себе?

В редкие минуты забытья я видела своих сыновей — красивых, сильных, смеющихся. Они звали меня, протягивали руки, но я не могла коснуться их. Ни во сне, ни наяву. Нас разделяла непреодолимая невидимая грань, которую живые ни в силах превозмочь. И я не могла уйти за ними, покуда не ушёл мой муж. Так я и оказалась обречена на вековые страдания, пусть и не знала своей вины. Разве любовь — это преступление? Может ли быть столь беспощадна расплата за преданность? Чем, чем, скажите, вещие норны, я заслужила такую судьбу, такую жестокую пытку?! Видеть, как мучается и угасает день за днём любимый ас… Задыхаться от невыразимой любви к нему и понимать, что он не помнит, не узнаёт тебя… Вспоминать снова, и снова, и снова радостные минуты, проведённые подле него, со своей семьёй. Какое долгое время мы шли к своему счастью, преодолевая трудности и жизненные удары, и как скоро и безжалостно провидение всё-всё отобрало у нас! Уничтожило, стёрло с лица земли…

Я ощущала, что вместе с Локи теряю рассудок. Много-много дней, проведённых около него без сна, без пищи, без движения. Ида время от времени приходила подменить меня, позволить отдохнуть, очиститься, прийти в себя, но я уже не могла жить прежней жизнью. Это место… Этот яд и смрад… Они медленно убивали тех, кто был обречён вдыхать их, и я не могла погубить Иду, как однажды уже погубила Асту. Служанки не соглашались отступиться от своей госпожи, и мне пришлось проявить твёрдость и настойчивость. Мии я не оставила выбора: как старшая прислужница она должна была вернуться в золотой чертог, чтобы исполнить моё повеление. Я попросила сообразительную девушку разделить имущество бога лукавства между верными подчинёнными и отпустить их на волю — знала, что мы оба останемся в заточении до самого конца миров. Богатство больше не имело значения, а дома, родного края у нас не осталось. Ценной стала лишь преданность.