Двуликий Берия

Блюхер так и не смог до заключения перемирия отбить у японцев занятую ими сопку Заозерная. Советские потери, по официальным данным, опубликованным только в 1993 году, составили 792 человека убитыми и 2752 ранеными, японские соответственно — 525 и 913, т. е. в 2–3 раза меньше. В приказе Ворошилова справедливо отмечалось: «Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны; снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь)…».

Такой полководец Иосифу Виссарионовичу был не нужен. И Лаврентий Павлович точно выполнил его указания. Я не исключаю, что, может быть, он забил Блюхера насмерть не от чрезмерного усердия, а по тайному сталинскому приказу. Недаром смерть Блюхера никак не отразилась на карьере Берии, тогда как десятилетие спустя смерть одного из подследственных от чрезмерного усердия палачей привела к падению министра госбезопасности В.С. Абакумова.

На самом деле Сталин уничтожил Блюхера за Хасан. Но судить Блюхера с объявлением об этом в газетах было не очень удобно. Совсем недавно Василий Константинович сам активно боролся с врагами народа и того же Тухачевского на смерть отправил, а теперь вдруг оказался заодно с главой «военно-фашистского заговора»! К тому же советская пропаганда объявила хасанские бои победой Красной Армии. А так все устроилось лучшим образом. Блюхер умер во время следствия. Об аресте его нигде не объявлялось, равно как и о смерти. Маршал просто исчез.

Точно так же вскоре исчез еще один маршал — А.И. Егоров. Арестовали его еще при Ежове, 27 марта 1938 года, а расстреляли уже при Берии, 23 февраля 1939 года. Егоров вместе со Сталиным и Ворошиловым воевал еще в Гражданскую под Царицыном. Сталин ценил Александра Ильича за личную преданность себе, но как военного специалиста ставил не слишком высоко, во всяком случае, ниже Тухачевского. Но как раз преданность Егорова Сталину была поставлена под сомнение, и это решило судьбу маршала. Еще в декабре 1937-го, вскоре после того, как Егоров стал депутатом Верховного Совета и формально обрел депутатскую неприкосновенность, на стол Ворошилова легли доносы Ефима Афанасьевича Щаденко и Андрея Васильевича Хрулева. Два друга согласно утверждали, что Егоров во время товарищеского ужина (отмечали назначение Щаденко заместителем наркома обороны, последовавшее в конце ноября) высказал недовольство тем, что историю Гражданской войны освещают неправильно, его, Егорова, роль умаляют, а роль Сталина и Ворошилова «незаслуженно возвеличивают». Видно, выпили в тот вечер военачальники лишнего, потерял Александр Ильич бдительность, расчувствовался, вот и результат. Время после дела Тухачевского и начала массовых арестов в армии было тревожное. Щаденко и Хрулев могли с перепугу подумать, что Егоров вообще их провоцирует. И в любом случае решили, что сообщить Ворошилову об «идеологически невыдержанном» разговоре просто необходимо. Их доносы оказались решающими в судьбе маршала. Хотя было и еще несколько доносов на Егорова, но вот эти первые имели для Сталина принципиальное значение.

А то, что во время следствия Егоров, как водится, признался и в связях с уже расстрелянными заговорщиками, и в шпионаже в пользу Германии и Польши и назвал множество еще не арестованных коллег в качестве участников заговора, нерасчетливо поверив ежовскому обещанию сохранить жизнь, только помогло оформить приговор Военной коллегии Верховного суда. Берия был тут абсолютно бессилен, даже если бы хотел спасти Егорова (а у нас нет никаких данных, что он этого действительно хотел). Александр Ильич успел еще при Ежове очень много на себя наговорить. Но главное было в том, что его смерти хотел Сталин, не простивший маршалу сказанных сгоряча слов о «незаслуженном возвеличивании» сталинской роли в обороне Царицына.