Двуликий Берия

Возможно, Сталин собирался разыграть очередной спектакль — до последнего момента демонстрировать соратникам, что несмотря ни на что верит Молотову и лишь под тяжестью неопровержимых улик вынужден просить товарищей по ЦК дать санкцию на его арест. Допускаю, что он хотел повторить сценарий, опробованный в свое время в деле «правотроцкистского блока». Сначала прошел бы «процесс врачей», может быть, с участием Жемчужиной. На нем впервые было бы упомянуто имя Молотова. Затем против Вячеслава Михайловича стали бы выбивать показания из того же Майского, посольских работников, еще не расстрелянных еврейских деятелей культуры, из той же Жемчужиной, если бы ее оставили в живых. И потом бы уже, году в 1954-м, состоялся бы громкий процесс с участием «новых правых», заговорщиков и английских шпионов, покровителей «безродных космополитов» Молотова и Микояна. К ним вполне могли бы пристегнуть и Ворошилова (как-никак жена — еврейка) и даже вышедшего в тираж Андреева, благо тоже был женат на еврейке. Членов Политбюро, по состоянию здоровья утративших возможность трудиться в полную силу и потому более ненужных Сталину, как показал пример Я.Э. Рудзутака и В.Я. Чубаря, Иосиф Виссарионович предпочитал в живых не оставлять. Хотя, кто знает, может быть, на старости лет диктатор стал чуточку сентиментальным и готов был дать возможность ставшим инвалидами соратникам умереть в своей постели. Так и не оправившегося от последствий инсульта Л.З. Мехлиса Сталин даже оставил на XIX партсъезде в составе ЦК, хотя понимал, что к активной политической деятельности Лев Захарович уже никогда не вернется. Может быть, и Андрея Андреевича Андреева тихо оставили бы доживать свой век. При Хрущеве он получил чисто декоративную должность члена Президиума Верховного Совета СССР, пока не был окончательно отправлен на пенсию в 1962 году. Может быть, и Сталин готов был не трогать бывшего главу КПК.

В своей последней речи вождь ни разу не упомянул персонально ни одного из молодой гвардии соратников — ни Маленкова, ни Берию, ни Хрущева. Но проверить их на вшивость все-таки решил, попросившись в отставку с руководящих постов. И Сталин повел себя так же, как Иван Грозный с боярами в известной сцене из фильма Эйзенштейна. Можно не сомневаться, что если бы кто-нибудь из присутствовавших предложил избрать генеральным секретарем партии Маленкова, очень скоро Георгий Максимилианович оказался бы среди заговорщиков. Константин Симонов вспоминал: «На лице Маленкова я увидел ужасное выражение — не то чтоб испуга, нет, не испуга, — а выражение, которое может быть у человека, яснее всех других, во всяком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту просьбу товарища Сталина… Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно отказать Сталину в его просьбе».

Маленков, хорошо помнивший сталинский отпуск в Сочи в 1945-м, первым, а за ним и все остальные, очень быстро сориентировался. Раз Сталин в самом начале намекнул, что ему еще нужен не один год для воспитания достойной смены руководителей, значит, ответ на неожиданное предложение мог быть только один: просить дорогого и любимого Иосифа Виссарионовича остаться, не покидать своих товарищей по ЦК. Неудивительно также, что Сталин не назвал имени своего возможного преемника. Он вполне мог рассматривать вариант, что им окажется не Маленков, не Хрущев, не Берия, а совсем другой человек, не входящий пока в состав высшего партийного руководства. Как знать, не собирался ли Иосиф Виссарионович сделать кронпринцем своего сына Василия, заставив его таки взяться за ум. Хотя, наверное, Сталин все-таки понимал, что его легкомысленный сын не способен быть правителем.

Интересно, что обвинения, предъявленные летом 1953 года Берии, практически совпадали с теми, которые Сталин собирался предъявить Молотову и Микояну. Только теперь их все сконцентрировали на одном человеке, дашнаков заменили на мусаватистов да убрали «еврейский вопрос». Победителям, против которых он совсем недавно мог быть направлен, затрагивать тему борьбы с «безродными космополитами» было явно не с руки. В июле 1953-го Маленков, Молотов, Хрущев, Микоян и их товарищи на пленуме мстили за пережитый в октябре 1952-го смертельный страх. Они вовсю опускали Берию в глазах партийной номенклатуры, били и по голове, и ниже пояса, полоскали грязное белье «лубянского маршала», представляли его авантюристом, заговорщиком, выродком, монстром. То, чем больше всего гордился Лаврентий Павлович, атомный и водородный проект, старались у него отнять, представить его деятельность в этой области как голый карьеризм, если вообще не вредительство. Но в отличие от Молотова и Микояна тогда, в октябре 1952-го, сейчас Берия уже сидел в бункере под арестом, на обвинения ответить не мог, не мог никому ничего объяснить, да никто и не собирался слушать его объяснений.