Берия надеялся, что уцелев при Сталине, в последние месяцы жизни которого он каждый день мог ожидать ареста, теперь будет жить долго. Но горько просчитался. Товарищи по Президиуму ЦК предпочли принести Лаврентия Павловича в качестве последней жертвы, чтобы потом уж точно в случае отставки заменить себе пулю на персональную пенсию. Лаврентий Павлович стал последним из членов Политбюро, кто был осужден на политическом процессе. В дальнейшем уже не расстреливали ни членов «антипартийной группы» Молотова, Кагановича и Маленкова, неудачно выступивших против Хрущева. Не стали расстреливать и самого Хрущева, против которого на этот раз весьма удачно выступили Брежнев, Косыгин, Суслов и другие члены Политбюро. Единственное, что помогло Лаврентию Павловичу после ареста из его собственных нововведений, стал как раз приказ о неприменении мер физического воздействия к арестованным. Нет никаких свидетельств, что Берию били. Но вряд ли это было вызвано трепетным отношением членов Президиума ЦК к приказу своего поверженного коллеги. Просто выбивать из Берии признание в организации никогда не существовавшего заговора не было нужды. Процесс с самого начала предполагался закрытым (даже на пленуме, где его шельмовали, Берии, в отличие от Бухарина и Рыкова в 1937 году, присутствовать не дали), да и нет уверенности, что Лаврентий Павлович в действительности дожил до его начала.
После назначения главой МВД Берия озаботился судьбой Абакумова. О том, в каком ракурсе виделось Лаврентию Павловичу развитие дела бывшего главы СМЕРШ и шефа МГБ, поведал 7 сентября 1953 года на допросе бывший заместитель начальника Следчасти по особо важным делам МГБ полковник Коняхин, бывший работник ЦК, взятый в органы министром Игнатьевым: «11–12 марта 1953 года я был на докладе у министра (Берии. —
Я промолчал и, в частности, не сказал Берии о замечании товарища Сталина, которое им было сделано в моем присутствии 20 февраля 1953 года, а именно: «Это Берия нам подсунул Абакумова… Не люблю я Берию, он не умеет подбирать кадры, старается повсюду ставить своих людей…»
Выходит, что в последние дни жизни вождь рассматривал возможность приобщить к делу Абакумова Лаврентия Павловича. Вероятно, Сталина останавливала только роль, которую играл Берия в атомном и водородном проектах. До того как будет взорвана первая советская водородная бомба, менять коней на переправе было рискованно. Инсульт положил конец сталинским колебаниям. Возможно, Коба, останься он тогда жив, все равно и не решился бы арестовать батоно Лаврентия, сочтя, что еще не время.
Впрочем, полковник Коняхин мог и придумать отрицательный отзыв Сталина о Берии, чтобы его ни в коем случае не заподозрили в симпатиях к поверженному «лубянскому маршалу».
Маленков и Берия решили инкриминировать Абакумову не только «дело врачей», все фигуранты которого в апреле были реабилитированы по инициативе Берии, но и «авиационное дело» 1946 года, где инициатором реабилитации выступил Маленков, в 1946 году поплатившийся за приемку бракованных самолетов и авиамоторов кратковременной отставкой с постов секретаря ЦК и заместителя председателя Совета Министров и ссылкой на работу в Среднюю Азию. Молотов потребовал добавить сюда и фальсификацию дела его жены — П.С. Жемчужиной.
Уже после ареста Берии на допросах Абакумов наличие тесных связей с Берией отрицал: «На квартире и на даче у Берии я никогда не бывал. Отношения у нас были чисто служебные, официальные и ничего другого». Это не помешало прокурору Руденко на суде в 1954 году объявить его членом «банды Берии». С той поры Абакумова и Берию часто поминали вместе, как участников одной шайки, одного заговора с целью захвата власти. Ничего не могло быть дальше от действительности: Виктор Семенович и Лаврентий Павлович еще с войны друг друга терпеть не могли.