Двуликий адмирал

Даже во Флоссенбюрге адмирал не изменил своей тактике: был предельно осторожен и скрытен… Лундингу удалось передать Канарису записку. В ответной записке бывший начальник абвера уверял, что его арест — «результат ошибок и недоразумений», ибо те «преступления, в которых его обвиняют, он никогда не совершал». Перестукиваясь с Лундингом, Канарис беспрестанно уверял, что в руках у гестапо нет «никаких убедительных улик против него».

Во второй половине марта в лагерь Флоссенбюрг прибыл сам Кальтенбруннер. В этот день состоялся последний разговор двух старых врагов и соперников. Тот же Лундинг рассказал, что через щель двери он видел, как громадный, массивный Кальтенбруннер и маленький, щуплый Канарис ходили взад и вперед по лагерному двору. Время от времени Кальтенбруннер угрожающе размахивал своими ручищами убийцы, а Канарис отвечал на это вкрадчивыми осторожными жестами. О чем разговаривал Кальтенбруннер с Канарисом, так и осталось неизвестным… Хотел ли Кальтенбруннер все же добиться под конец каких-то признаний от бывшего шефа разведки? Или он на свой страх и риск пытался договориться с Канарисом, рассчитывая на его влияние и связи?

Этого мы не знаем. Но как бы то ни было, после отъезда Кальтенбруннера из концлагеря положение Канариса заметно ухудшилось, а 6 или 7 апреля, когда из Берлина во Флоссенбюрг прибыл Хуппенкотен в сопровождении одного из своих оруженосцев, Штарвицки, Канарис понял, что его часы сочтены. Хуппенкотен начал избивать Канариса на допросах. В ночь с 8 на 9 апреля, перестукиваясь с Лундингом, адмирал сообщил: «Думаю, что это конец».

Из всех процитированных выше свидетельских показаний явствует, что главари гестапо расправились с Канарисом не как с «особо важным преступником» из своей шайки, т. е. без соблюдения внешних формальностей (суд, пусть инсценированный, следствие и т. д.), а так, как они расправлялись со своими врагами, не имевшими чинов и званий. Вздернули на крюк — и концы в воду…

Это можно было бы объяснить давним соперничеством между Кальтенбруннером и Канарисом, Гиммлером и Канарисом, эсэсовцами и абвером, давней ненавистью, заскорузлой завистью.

Однако дело обстояло куда сложней. Гестаповцы ни в коем случае не могли допустить, чтобы Канарис пережил фашистский строй, конец которого приближался с неумолимой быстротой. Они боялись разоблачений адмирала, его международных связей.

В сборнике документов «Донесения Кальтенбруннера Борману и Гитлеру» подробно цитируются показания барона Каульбарса, личного друга Канариса. Ссылаясь на свой разговор с неким доверенным лицом шведского атташе, который имел место в связи с ожидавшейся отставкой Канариса с поста начальника абвера, Каульбарс передает «точку зрения заграничных кругов» на этот факт. По словам Каульбарса, ему было сообщено следующее:

«Известие об отставке адмирала явилось бы сигналам для заграницы прервать какие бы то ни было отношения с Германией. Канарис — один из тех немногих лиц, с которыми иностранные державы еще согласились бы вести переговоры и сотрудничать».

И далее:

«С отставкой адмирала отпадают все возможности какого бы то ни было соглашения в том случае, если Германия сочла бы нужным пойти на переговоры с вражескими державами о заключении приемлемого для обеих сторон мира».

По всей видимости, сообщая эти сведения, Каульбарс хотел помочь Канарису, спасти его из гестаповской ловушки. Ему, так же как самому Канарису, казалось, что связи с реакцией на Западе могут спасти адмирала.

Каульбарс и сам Канарис рассматривали факт «приемлемости» бывшего начальника абвера для реакционных кругов Англии и США, его многообразные международные связи как важный шанс для сговора с гитлеровской верхушкой. В обмен на жизнь Канарис мог обещать Гиммлеру и Кальтенбруннеру «походатайствовать» за них перед своими друзьями за границей.

Однако Кальтенбруннер прокомментировал показания Каульбарса нижеследующим образом: «Благодаря высказываниям Каульбарса становится ясным, как Канарис оценивался в рамках всего заговора».

Из этих комментариев видно, что даже Кальтенбруннер разгадал замыслы Канариса и его приятелей. Игра Канариса была ему, очевидно, ясна. Но, как показывают дальнейшие события и сама казнь Канариса, тот козырь, на который так рассчитывал начальник абвера, обернулся против него. Более того, он прямой дорогой привел его к роковой стене во Флоссенбюрге. Именно потому, что Канарис был приемлемой фигурой для некоторых деятелей США и Англии, он стал совершенно неприемлем для главарей фашистской империи накануне ее падения.