Двуликий адмирал

Шелленбергу ничего не стоило дать подобное обещание. Он все равно решил представить подробный отчет об обстоятельствах этого ареста рейхсфюреру СС и был уверен, что Гиммлер пожелает переговорить с Канарисом. А если при этом Канарис бросит тень на Кальтенбруннера и Мюллера, тем лучше для него, Шелленберга.

Грызня между главарями рейха в 1944 году, в канун катастрофы, достигла небывалых размеров. Один подсиживал другого. Что касается начальника абвера, то он располагал в этой сваре немалыми возможностями. У Канариса, что было отлично известно Шелленбергу, имелись досье на всех руководителей ведомства безопасности. Каким образом он использует эти досье, было отнюдь не ясно Шелленбергу.

Поэтому лучшим выходом было бы убрать Канариса без излишних проволочек, скажем «при попытке к бегству», но это слишком рискованно. При аресте присутствовало много свидетелей. Шелленберг решил испробовать другой путь.

— Господин адмирал, — обратился он к Канарису. — Если вы желаете оставить какие-либо распоряжения или написать письма, то я согласен подождать. Даю вам час времени. В этот час вам предоставляется полная свобода. Мюллеру я сообщу, что разрешил вам пойти в спальню, чтобы переодеться.

Трудно было выразиться яснее. Шелленберг дал Канарису возможность либо бежать, либо застрелиться. И Канарис хорошо понял Шелленберга. Но он, видимо, не собирался так легко уступать свои позиции. Напротив, поведение Шелленберга вдохнуло в него некоторую надежду. Ведь можно было предположить, что тот действовал не на свой собственный страх и риск. А уж если ведомство безопасности хотело избавиться от Канариса таким «легким» способом, значит, оно все еще боялось шефа абвера и во всяком случае не имело против него серьезных улик. Канарис решил, что его игра еще не проиграна и что есть какой-то шанс выпутаться из беды. Ведь Гейдрих до самой смерти так и не осмелился нанести решающий удар по шефу абвера, хотя страстно желал этого и имел в своем распоряжении более чем достаточно материалов. Не осмелился потому, что знал о досье, хранившихся в сейфе Канариса. О существовании знаменитых досье знал и Гиммлер.

— Нет, дорогой Шелленберг, — сказал Канарис, — я не намерен бежать. И не кончу жизнь самоубийством. Я еще поборюсь за себя. Главное, чтобы вы исполнили свое обещание — устроили мне встречу с Гиммлером. — И как бы невзначай адмирал добавил: — Эти дьяволы сумели-таки втянуть и вас в это дело. Но берегитесь, они хотят вас скомпрометировать. Я знаю, они уже давно охотятся за вами. Об этом я тоже поговорю с Гиммлером.

В разговоре с Шелленбергом Канарис храбрился, но тяжелые предчувствия обуревали его.

Неужели все рухнуло? Неужели он навсегда лишился власти, которая казалась незыблемой? Неужели ему больше не помогут ни хитрость, ни изворотливость, ни умение играть на противоречиях соперников? Похоже на то, что все эти качества обратились в конечном итоге против него самого.

Таков, примерно, был ход мыслей Канариса…

Канарис и Шелленберг ехали в открытой машине. За рулем сидел сам бригаденфюрер СС, рядом с ним находился адмирал, а сзади поместился барон — не то старый приятель адмирала, не то вооруженный конвоир. Дорога пролегала по живописнейшим местам, вдоль берега реки Хафель, мимо озера Бретцзее, посреди густого бора у Альт-Людерсдорфа и Дрегена. Но Канарису было не до красот природы. Всю дорогу адмирал рассуждал о кознях своих врагов — он стремился запугать Шелленберга и заручиться его поддержкой в предстоящей борьбе с Кальтенбруннером и Мюллером. Это была, по сути дела, последняя отчаянная попытка шефа абвера сыграть на противоречиях в правящей верхушке фашистской Германии, на разладе в стане разбойников, на их примитивных представлениях о политике, последняя попытка использовать свои связи, знание обстановки — словом, все то, что много лет удерживало адмирала у власти и давало ему призрачное чувство автономности в централизованном государстве нацистов.

— Шелленберг, — говорил Канарис, — если вы меня послушаете, то будете вознаграждены. Я сумею обеспечить ваше будущее.

Так в поздний июльский вечер Канарис боролся за свою жизнь, стремясь пережить крушение фашистского режима, с которым он связал свою судьбу, но участь которого он ни в коем случае не хотел разделить.

В Фюрстенбюрге адмирала поместили в здании школы пограничной полиции и отдали на попечение генерала Трюмлера. Это походило скорее на домашний арест. Шелленберг попросил бутылку красного вина и остался наедине с адмиралом. Их беседа продолжалась до 11 часов вечера. Прощальные слова, которые произнес Канарис, были:

— Вы моя последняя надежда, до свидания, мой молодой друг.

Но для Канариса уже не было никаких надежд. Его карьера кончилась. В своей долгой жизни он многих перехитрил, особенно за те десять лет, когда возглавлял разведку рейха. Теперь оказалось, что он перехитрил самого себя.

За некогда могущественным начальником абвера захлопнулась гестаповская ловушка.

*