Двухчасовая прогулка

— Способный, мягкий, безвольный и очень больной. Сам он человек порядочный, по-моему, но его сотрудники... Они вьются вокруг Врубова, льстят ему, превозносят.

— Ты думаешь, что я способна льстить и превозносить? — холодно ответила Леночка. — Ваш Институт — первой категории. Мне будут больше платить, почти на тридцать рублей. Для меня это немало. А научиться... Ты сам знаешь, у кого мне хотелось бы хоть чему-нибудь научиться.

Это было то, о чем Коншин думал много раз. В его отделе Леночка с ее сметливостью и энергией живо нашла бы свое место. Но если он не может взять ее к себе, справедливо ли отговаривать ее от лаборатории Ватазина?

— Ну подумай! Во-первых, наш институт перед вашим, как говорится, все равно что плотник против столяра. Во-вторых, моя Серафима давно забыла все, что когда-то знала, и просто не понимает, чем занимаются ее сотрудники, и я в том числе. Так что же, мне так и сидеть у нее сложа руки? А у вас, ты представь себе только...

Теперь они разговаривали спокойно, тщательно взвешивая все «за» и «против». Может быть, и в самом деле грешно было отказываться от возможности работать у Ватазина? Попасть к нему нелегко, об этом мечтают многие, и если он согласится...

Но важнее всего этого было то, что Леночка намеренно — он в этом не сомневался — отвезла Вовку к его отцу, надела к приходу Петра Андреевича свое лучшее платье (он знал все ее платья) и подкрасила чем-то голубоватым веки. Подкрасила, насмешив его, потому что ее лицу с живыми, естественными красками не шли искусственные. Она пудрилась, но перестала красить губы, после того как кто-то однажды сказал ей, что с накрашенными губами она становится похожей на куклу.

18

Решено было летом уехать куда-нибудь вдвоем хоть на несколько дней. Они выбрали Прибрежное, маленький курортный городок на Черном море, и поехали в разное время, чтобы не вызвать подозрений. Петр Андреевич придумал командировку, Леночка сговорилась с подругой, которая тоже ехала на юг, но в другое место и должна была в случае необходимости подтвердить, что они ездили вместе.

Они поселились у толстой, еще красивой, женщины, молдаванки, с пьяным, бродившим по ночам мужем-маляром, которого она оглушительно проклинала, и Леночке понравилась эта комната, двор с утками, этот живой плетень с ветками и зелеными листочками, хвосты винограда, свисавшего над темной, прохладной частью двора. Она любила все деревенское, негородское. Мать ее была из дворянской семьи, отец из крестьян, и она любила рассказывать о поездках вместе с ним в его родную деревню. Она говорила, что пошла в отца, — и правда, что-то деревенское было в ее больших руках и ногах, в ее трезвости, беспечности, в ее твердом свежем лице.

Они были одни и теперь, когда никто не мешал им, стали жить неторопливо, без прежней неутолимости, без страха потерять минуту. Купаться они ходили не на пляж, а в далекие, плохие для купанья места и проводили у моря целые дни — разговаривали или подолгу счастливо молчали.

Леночка рассказывала, как ей работается на новом месте, рассказывала, как всегда, талантливо, в лицах.

— Ты знаешь, я думала, что Осколков туповат, но ничуть не бывало. Он с выдумкой и умеет заставить всех себе повиноваться. К тебе он относится плохо.

— Почему?

Не укладываешься в схему. И на твоем месте я бы, пожалуй, постаралась уложиться. Потому что в противном случае тебя ждет множество хлопот. Тебе не мешало бы вести себя, как Ватазин.

А именно?

— Он молчит, когда ждут, что он заговорит. И говорит, когда ждут, что он будет молчать.

— И его заставляют повиноваться?

— Иногда. Обычно он угадывает, что от него хотят.

— Н-да... Но ты знаешь... Брать с него пример мне все-таки не хочется. Ты с ним кокетничаешь?

— Напропалую.

— Зачем?

— Еще не знаю. Может быть, пригодится.

— Ты знаешь, ведь об этом говорят в Институте.

— А о чем именно?

— Да вот... Со всеми кокетничает, но дело знает. И что ватазинскую лабораторию не узнать. Врубов уже где-то отозвался о тебе с восторгом. И вообще, — смеясь, сказал Петр Андреевич, — ты, очевидно, карьеристка?

— Ложное впечатление. Просто Ватазин часто болеет, и тогда все останавливается. А я продолжаю работать. Это новость, и кажется, для всего Института, кроме, разумеется, твоего отдела. Можно бездельничать, а человек работает. Чудак! А что ты думаешь об Осколкове?

— Я думаю, что он опасный подлец, — сказал Петр Андреевич.

Он спросил себя, рассказать ли Леночке о своих встречах с Осколковым. Необъяснимое чувство удержало его.

19

Однажды они купались под развалинами старой крепости. Леночке захотелось пройтись, и она в одном купальном костюме ушла в горы. Прошло полчаса, он уже места себе не находил от беспокойства. Наконец она появилась, статная, высокая, шагающая упруго, легко, и он подумал: «Неужели эта женщина принадлежит мне и сегодня вечером снова будет моей?..»