Двуявь

Вокзал показался через десять минут – с натугой выпутался из мороси, ощерил неандертальскую морду с надбровными дугами тяжёлых карнизов. Похмельно тускнели окна, штукатурка отслаивалась тёмными струпьями; у крыльца теснились ларьки. Маршрутная «газель», чадя и похрюкивая, высаживала клиентов в необъятную лужу.

– Дальше куда? – спросила Римма у Марка.

– В здание, пожалуй, а там посмотрим.

– Ладно, пошли. А вы, парни, держитесь рядом, но на пятки не наступайте. По сторонам поглядывайте.

В помещении гуляли знобкие сквозняки. Из трёх касс, где продавались билеты на электрички, работала, как водится, лишь одна – мокрый хвост очереди болезненно загибался.

Щиты с расписанием висели в межоконных простенках – чёрные полустёртые буквы на белом фоне. Марк приостановился, водя глазами по строчкам; названия станций выглядели вполне заурядно, никаких прозрачных намёков типа Солнечная-Консервная или Круговая-Крестовская. Да и вообще, кто сказал, что свежеупокоенный Санни ездил по серьёзным делам? Может, он бабушку в деревне проведывал…

– Сообразил что-нибудь?

– Нет пока. Надо ещё побродить, поискать подсказки.

– Как они должны выглядеть?

– Понятия не имею. Надпись, вывеска, фраза…

– Чья фраза?

– Да хоть твоя. Заранее предугадать невозможно.

– То есть, по этой логике, мне желательно трепаться без остановки, чтобы увеличить статистическую вероятность успеха?

– Я же объяснял – логика тут не действует, можешь вообще молчать. Но если хочешь трепаться – не возражаю.

– Спасибо за разрешение, – язвительно сказала мотоциклистка. – Тему тоже назначишь?

Он искоса взглянул на неё. Долбиться в одни и те же ворота, конечно, глупо и даже вредно, но раз уж она сама об этом заговорила…

– Так всё-таки – зачем ты ездила на Тепличную? Или будешь хранить эту тайну до самой смерти?

– Не буду, – она пожала плечами, – теперь уже смысла нет, мы с тобой замазаны по уши. Да и не такая уж тайна, собственно говоря. Помнишь, ты меня спрашивал про клеймо на запястьях? Так вот, я лично знаю всего двоих, у кого такое клеймо имеется. Первый – твой горячий поклонник Санни, второй – Толик, тот ещё кадр. И этот Толик на днях зачем-то побывал на Тепличной. Я решила проверить.

– Как результаты?

– Да так, фигня. Там сторож сидит – сволочь редкостная, из него клещами не вытянешь. Старая, блин, закалка. Строит из себя идиотика, а сам зыркает как волчара. Так бы и дала промеж глаз. И промеж ног заодно…

Сыщик хотел похвастаться, что даже несколько перевыполнил её трепетную мечту, но решил не отвлекаться и уточнил:

– Значит, сторож ничего вообще не сказал?

– Нёс пургу какую-то – дескать, Толик проконтролировать приезжал, как «пустышки» работают. Ага, щас – Толику больше заняться нечем… Короче, я поняла, что сама ничего не выясню, – спрашивать-то приходилось не напрямую, а аккуратно, промежду прочим, чтобы отца не злить. Вот после этого и решила, что пора завязывать с самодеятельностью, и обратилась в небезызвестное ООО. Так что можешь сторожу спасибо сказать – он косвенно поспособствовал, чтоб тебе заказ подогнали.

– Мерси, мерси, – рассеянно сказал Марк; некая идея смутно забрезжила в голове. – Значит, «пустышек» проконтролировать? Любопытно…

– Что тут любопытного? Брехня явная. Толик по другому профилю, говорю же.

– Понятно, что брехня. Не об этом речь.

Продолжая разговаривать, они заглянули в зал ожидания, полюбовались рядами исцарапанных кресел, мрачными рожами отъезжающих и баулами на грязном полу. Заглянули в буфет, по сравнению с которым «Гравитация» показалась бы пятизвёздочным рестораном. Даже не приближаясь к стойке, Марк физически ощутил привкус палёной водки на языке – наваждение было столь явным, что захотелось сплюнуть. И, по странной ассоциации, вслед за этим окончательно окрепла уверенность, что в помещениях искать бесполезно.

Вышли наружу. На ближайшем пути грузилась болотно-зелёная электричка с тремя красными полосами на морде; сырость с перрона, любопытно клубясь, заглядывала в открытые двери.

В юности Марк любил бывать на вокзале. Изумрудный огонёк над путями бередил душу, обещая дорогу в будущее, где ждала, разумеется, насыщенная и яркая жизнь – открытия и знакомства, любовь и дружба, престижная и увлекательная работа. Одним словом, там ждало счастье. Но годы прошли, простучали колёсами круглых дат по календарным стыкам, и стало ясно, что жизнь катится под уклон, а самыми счастливыми моментами были те, когда он в юности стоял на перроне и смотрел на изумрудный свет впереди…

– Твои гримасы, – сказала Римма, наблюдая за ним, – прямо таки-заражают энтузиазмом. Сразу чувствуется – профессионал за работой.

– Рад, что ты оценила…

Он сбился на полуслове – взгляд упёрся в маленькую невзрачную клумбу, заваленную окурками и обёртками от шоколадных батончиков. Резкий порыв ветра подтолкнул его в спину – подойди, мол, ближе, не сомневайся. Марк медленно двинулся вдоль мокрого бортика. Римма следовала за ним терпеливо, словно сиделка за тихим пациентом психушки.

На бортике темнела отметина.