Двуявь

Юра пробежался до остановки и вскочил на подножку. Устроившись на пластиковом сиденье, перевёл дух. Он не обратил внимания на номер маршрута, но так было даже лучше – пусть везёт наугад.

Как обычно, мерная смена пейзажей за окнами подействовала на него успокаивающе. Ум перестал генерировать нецензурные выражения в адрес товарища Фархутдинова, и постепенно удалось, абстрагируясь от эмоций, вычленить главные пункты не столь уж длинного разговора.

Итак, в Комитете знают про клеймо на ладони, но сваливают всё не некую «стихийную силу». С ней как-то связаны «чудеса».

Далее. Комитетчик не удивился, услышав про безликих из утреннего кошмара. Обозвал их химерами.

Этих «химер» нельзя упоминать вслух. Иначе они скоро «нашарят» Юру, и всё станет очень-очень хреново. Но у нас – какое счастье! – есть фора, а значит, бравый комсомолец Самохин как-нибудь разберётся…

Или всё-таки оставить сарказм и воспринять слова чекиста всерьёз?

Как-то пока не очень выходит, но попробуем.

Если следовать этой логике, «стихия» – за нас, а «химеры» – против.

Комитет при поддержке «стихийной силы» и примкнувшего к ней Самохина ищет дорогу к звёздам. «Химеры» пытаются помешать. Почему? Кто они такие вообще?

Фархутдинов вчера разглагольствовал о пришельцах…

Нет, стоп. Иначе получится голливудский ужастик – коварные инопланетные гады гнобят прогрессивное человечество.

С другой стороны, кто сказал, что пришельцы будут обязательно белыми и пушистыми? Нам, конечно, хочется верить, что на галактическую арену выходят исключительно те, что построил коммунизм дома. «Великое кольцо», все дела. Но реальность – на то и реальность, чтобы отличаться от сказки…

Трамвай уносил его на окраину. Змей-гора придвинулась ближе; на склонах, поросших лесом, проявились детали – проплешины, выступы, пологие впадины. Впрочем, с этого бока гора смотрелась довольно благообразно – уродливый шрам карьера остался на другой стороне.

Объявили конечную остановку. Самохин вылез и проследил, как нарядный вагончик, миновав разворотный круг, уходит в обратный путь. Район был тихий и сонный, в пределах видимости имелись частные домики с двускатными крышами, стоянка для «черепашек» и маленькая пекарня.

В животе заурчало, и Юра вспомнил, что ещё не обедал.

В пекарне было жарко и сдобно. Призывно румянились плюшки, калачи и прочие кренделя. Он замешкался, не зная, что выбрать, но тут мужик в белом фартуке вынес деревянный поддон с новой порцией пшеничного хлеба. Обычные «кирпичи», неказистые и невзрачные, источали настолько одуряющий запах, что Юра чуть не захлебнулся слюной. Взял целую буханку – ещё горячую, хрустящую, но податливую. Вышел на улицу и сразу же оторвал огромный кусок; стоял, забыв обо всем, и вгрызался в золотистую корочку, в пористую белую мякоть. Может, дело было в недавнем стрессе, а может, в чем-то ещё, но в этот момент казалось, что он ничего вкуснее не ел. Живот наполнялся, в голове была блаженная пустота, а «химеры» и остальные братья по разуму благоговейно ждали где-то на высокой орбите.

Добив последнюю горбушку, он крякнул и вздохнул полной грудью. Настроение улучшалось, теперь оставалось дождаться следующего трамвая, чтобы вернуться туда, откуда приехал.

Но трамвая всё не было. Юра лениво бродил вдоль рельсов, разглядывая дома, прочёл название улицы, уводившей дальше за город: Тепличная. Остановился, задумавшись. Что-то зашевелилось в памяти, хотя он знал совершенно точно, что прежде не был в этом районе. Или это было не здесь, а в том, другом Медноярске, который заливает дождём?

Да, скорее всего – мелькнуло в последнем сне, но наутро забылось. Жаль.

Было бы неплохо изобрести какой-нибудь способ, чтобы запоминать дождливые сновидения не фрагментарно, а целиком, от и до. Поскольку есть ощущение, что они несут в себе какую-то информацию, способную пригодиться и наяву.

Однажды он уже почерпнул из сонного царства тему, которая помогла написать эссе. А вдруг теперь оттуда придёт подсказка насчёт «химер»? Или насчёт отметины на ладони?

Секунду, а ведь действительно…

Юра замер. Стоило задуматься об этом целенаправленно, как появилась уверенность – в плесневеющем зазеркалье тоже встречался тот самый символ, крест и окружность. Причём встречался не раз. Теперь бы вспомнить ещё, в каком конкретно контексте…

Нужен более прочный контакт с тем городом, якорь, который удержит память.

Осмотревшись, Юра шагнул к ореховому дереву, растущему неподалёку, провёл рукой по гладкой коре и пожалел, что не носит с собой ножа. Придётся обойтись подручными средствами.

Ключом от квартиры он нацарапал окружность, перечеркнул крест-накрест.

Метка на ладони отозвалась мимолётной болью, словно бы подтвердила – действие зафиксировано, внесено в протокол.

Вспомнилось, кстати, что в кабинете, когда цвета потемнели, клеймо никак не отреагировало. Фархутдинов ещё заметил, что, дескать «мы не попали в фокус», потому что нас ищут «почти вслепую». Ладно, будем надеяться, что «химерам» пока облом…