Дворцовые тайны

Екатерина II считала, что необходимо уничтожить национальное своеобразие Украины, сделать ее простой губернией. Она писала: «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия — суть провинции, которые называть чужестранными и обходиться с ними на том же основании есть больше, нежели ошибка… Сии провинции… надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть, как волки к лесу». Румянцеву и поручалось осуществлять на Украине волю государыни. Но он в этом не очень преуспел. Петр Александрович поселился в роскошном имении недалеко от Киева и оттуда управлял Украиной, во всем полагаясь на секретарей. Своими вальяжными повадками и нравом он мало отличался от соседа — крымского хана. Для своих врагов и завистников он был неуязвим и, обладая редким литературно-бюрократическим дарованием, мог легко отписаться от любых наветов. Как писал один из его бывших секретарей, Ру мянцев «быстрейший имел бег мыслей и величайший дар слова». Впрочем, вряд ли мы бы вспомнили об одном из наместников на Украине, если бы не феерический 1770 год, на века прославивший Петра Румянцева.

Лето бессмертной славы

«Не рогатки, а огнь и меч — единственная защита ваша», — так писал Румянцев в приказе по армии, выступившей в поход против турок. Эта война (1768–1772) оказалась, как и все наши войны на Юге, тяжкой. Тут важно заметить, что у русской армии за сто предыдущих лет сложился своеобразный «комплекс неполноценности» — она постоянно терпела поражения в войнах с турками. Вспомним Чигиринские, Крымские, Прутский походы, не совсем удачную по результатам войну 1730-х годов. Турки же вообще привыкли думать, что кого-кого, а русских они будут бить всегда. И как не бить этих олухов, которые, окружив себя гигантскими рогатками (длинными копьями), построившись в огромный четырехугольник — каре, посредине которого скрипели тысячи фур, медленно двигались по выжженной степи, мимо отравленных источников. Во время похода фельдмаршала Миниха в Крым в 1730-е годы множество русских солдат умерло от дизентерии, голода. Десятки тысяч трупов лошадей вдоль степных дорог, брошенные орудия и амуниция ясно говорили — с этим противником справятся своими силами даже татары с луками и саблями. Румянцев переломил судьбу — он сумел победить турок в жару, в июле, в степи.

Новатор

Что нового внес Румянцев в военное искусство, почему он так прославился? Во-первых, он отказался от сплошного, огромного каре. Он разбил войска на несколько подвижных небольших каре, командиры которых, зная общий план битвы, действовали самостоятельно. Во-вторых, он произвел отбор в армии. Из каждого полка выбрал самых сильных, умных, толковых солдат, сделал их гренадерами, а лучшие из лучших стали егерями, которые должны были поступать в зависимости от ситуации. Их учили ползать, маскироваться, прикидываться убитыми. В-третьих, Румянцев не бо ялся грозной татарской и турецкой конницы и не прятался от нее за рогатками. Опыт Семилетней войны сгодился ему на Юге. Он реформировал конницу, снял с нее тяжелые кирасы, которые ни от чего не спасали, а лишь мешали в бою. Сплоченный удар русской конницы сметал рассыпную лаву кочевников. В-четвертых, он приучил артиллеристов быстро менять позицию, сосредоточивая огонь на вражеской артиллерии и скоплении неприятеля. Наконец, он учил солдата действовать смело и инициативно.

Три могучих удара

Вот и весь секрет! И пошли одна за другой победы. Сначала 17 июня 1770 года при Рябой Могиле, потом 7 июля при реке Ларге. Наступательный темп, атака стали главным оружием Румянцева. После победы при Ларге Румянцев, всегда любивший роскошь, устроил молебен в великолепном шатре только что бежавшего крымского хана. Наконец, 21 июля — сражение при Кагуле. Тяжелое, кровопролитное, с превосходящими силами фанатичного, отважного противника. Причем Румянцев не медлил, не ждал, что будет делать неприятель, а смело атаковал его сам. Когда он увидел, что одно каре расстроилось, то вскочил на коня, сказав: «Ну, теперь мое дело». Криком «Стой!» он остановил отступление войск и сдержал натиск янычар. Как вспоминает современник, после пяти часов боя под Кагулом Румянцев схватил ружье со штыком и крикнул: «Товарищи! Вы видите, что ядра и пули не решили дело, не стреляйте же более из ружей, но с храбростью примите неприятеля в штыки! Ура!»

За победу при Кагуле Румянцев получил чин фельдмаршала, а в парке Царского Села был сооружен победный обелиск в честь этого подвига. Никто еще в России не удостаивался при жизни подобной почести — это напоминало времена Древнего Рима. Да и писал он императрице, как Цезарь: «Армия Вашего императорского величества не спрашивает, как велик неприятель, а ищет только, где он»; «Я прошел все пространство степей до берегов Дуная, сбивая пред собой в превосходящем числе стоящего неприятеля, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю Вашу во всяком месте за непреодолимую стену».

Потерянный жезл