Неужели и теперь он делал то же самое? Тогда в чем я провинилась? Или я не так истолковала его интерес к этим прелестницам? Может быть, он вовсе не хотел меня оскорбить, а просто пришел в веселое расположение духа и желал продлить удовольствие от невинного флирта? Или тщился показать всему двору, какой он до сих пор сильный и привлекательный мужчина, и не только для своей невесты, но и для молоденьких девушек?
А потом я услышала слова, поразившие меня в самое сердце: мимо меня проходил посол Шапуи, разговаривавший с Чарльзом Стэнсби — молодым человеком, недавно ставшим придворным короля, с которым я не была знакома. Оба чему-то смеялись. Посол говорил очень тихо, но тут музыканты на минуту прекратили играть, а слух мой всегда отличался остротой, и я услышала, как он сказал своему собеседнику:
— Она — ничто! Про таких говорят: «Из грязи да в князи». Королю нужно лоно, способное выносить наследника, и ее попалось ему первым.
Конечно же, посол говорил обо мне — я была в этом уверена.
Глаза мои наполнились горячей влагой, которую я тут же смахнула. Неужели Шапуи выразил мнение всего двора? И, что важнее всего, — неужели это правда? Значит, Генрих выбрал меня только потому, что я — верная, милая Джейн, готовая подчиняться и не опасная для него, — оказалась под рукой?
Король повернулся ко мне, и я торопливо вытерла глаза еще раз, чтобы он не увидел моих слез. Перед тем как взять меня под руку, он обернулся к сестрам Вигмор и, смеясь, произнес:
— Прощайте, красавицы! Жаль, что не познакомился с вами до того, как решил жениться на мисс Сеймур!
Девушки захихикали, король расхохотался, а я, как могла, попыталась принять участие в общем веселье. «Он хотел только польстить сестрам Вигмор, он не собирался унизить меня, — сказала я себе, — не стоит волноваться на пустом месте».
Но укол ревности и досады я все равно почувствовала. Глубоко в душе я знала, что мой будущий муж говорил серьезно: сегодня, в вечер перед нашей свадьбой, он вдруг пожалел, что попал в мою золотую сеть, и пожелал разорвать сковывавшие его драгоценные нити.
Глава 23
Мы сочетались браком рано утром в моих личных покоях в Уайтхолле. Церемония проводилась в частном порядке и только в присутствии избранных. Был месяц май, и стены небольшого зала были щедро украшены цветущими ветвями, высокие вазы полны цветов, источавших нежные ароматы. Генрих принес мне венок из цветков персикового дерева, который я вплела в волосы. В тот день они были распущены и волной падали мне на спину до пояса, как больше всего нравилось королю.
Мой свадебный наряд вызвал, как я и ожидала, восхищение собравшихся. Наши немногочисленные гости очень лестно отозвались о моей внешности, однако, уверена, будь на моем месте Мэдж Шелтон, их комплименты носили бы более цветистый характер.
— Милая моя девочка! — сказал мой супруг, целуя меня в щеку. — Теперь, когда мы — одно целое, самое время задуматься о большой семье.
В последний момент перед церемонией возникла непредвиденная трудность: я и король оказались кровными родственниками. Королевский герольдмейстер обнаружил, что мы — брат и сестра в третьем колене[85]. Если бы Англия все еще находилась под властью Рима, мы должны были бы получить особое разрешение от Папы, но теперь Генрих легко отмел это препятствие, сочтя его ничтожным.
Я сама, как невеста, выбрала себе подружек на церемонию: ими должны были стать две мои придворные дамы: Бриджит Уингфилд и Энн Кейвкант, а также — с дозволения короля — моя бывшая невестка Кэтрин Филлол-Сеймур. Как оказалось, присутствовать на бракосочетании смогла только Бриджит. Она добросовестно выполнила все, что от нее требовалось, с приличествующей случаю улыбкой на своем очаровательном лисьем личике, но без восторга и искренней радости. Энн Кейвкант была слишком больна — опухоль у нее в боку выросла еще больше и, казалось, вытягивала из нее все ее силы. Что же касается Кэт, то в ответ на мое приглашение она написала, что не может приехать на свадьбу, но была бы очень признательна, если я смогу в ближайшее время принять ее. Я согласилась не раздумывая.
Когда Кэт прибыла ко двору, я была поражена переменами в ее внешности. Она была одета как послушница. Оказалось, что она готовится принять постриг и стать одной из монахинь в обители Святой Агнессы.
Кэт опустилась передо мной на колени, но я тут же подняла ее и крепко обняла:
— Кэт, моя дорогая Кэт! Позволь получше рассмотреть тебя. Я всегда считала, что ты рано или поздно станешь монахиней. Пусть Господь сопутствует тебе на этом поприще!
Кэт поцеловала меня и пожелала счастья.
— Наша настоятельница разрешила мне ненадолго оставить обитель, чтобы встретиться с тобой, Джейн, — сказала она, когда мы сели. — Взываю к твоему благочестию и милосердию.
Кэт замолчала, и я сделала ей знак, чтобы она продолжала.