В глазах Седрика плясали чертики. Лоретта зажимала рот ладошкой, Мария-Терезия улыбалась.
– Боже, какая жестокость, – скептически посочувствовала Бланш несчастному Иоанну. Седрик расхохотался, вырвал из лютни новую бурю звуков и продолжил:
Песенка закончилась, дамы зааплодировали. Королева милостиво кивнула, выказывая, что ей понравилось, и Седрик, вскочив со скамеечки, глубоко поклонился ее величеству.
– Одно удовольствие – слышать такое из уст слывущего набожным королевского гвардейца, – произнесла Мария-Терезия.
– Ваше величество, неужели вы меня осуждаете? – удивился Седрик и молитвенно сложил руки. – Прошу, простите меня!
– Нет, песенка хороша… – успокоила королева.
Лоретта ощутила, что Бланш дергает ее за рукав, стремясь привлечь внимание. Обернувшись, девушка увидела Арсена, направлявшегося к ней. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
После ухода Лоретты Дориан некоторое время постоял недвижно, потом подошел к беседке и подумал, не войти ли и не присесть ли на скамью, но не решился. Прося Седрика и Бланш помочь ему устроить встречу с мадемуазель де Мелиньи, он не предполагал, чем все это закончится. То есть поцеловать Лоретту он хотел давно, однако не думал, что сделает это сейчас.
Он запутался и впервые в жизни не знал, что предпринимать.
Хотя на первый взгляд все выглядело понятным: следует добиваться Лоретты, несмотря на грядущие неприятности. А они неминуемы: если дядя проведает, с надеждами на наследство можно расстаться навсегда… На одной чаше весов – любовь прекрасной девушки, на другой – родовое поместье. Куда как ясно.
Задумавшись, Дориан не сразу заметил, что уже не один. А когда понял это и обернулся, избегать встречи было поздно – на дорожке стояли Арсен де Мелиньи и Гаспар д’Оллери.
Некоторое время мужчины молча созерцали друг друга. Затем Арсен сухо обронил:
– Виконт де Бланко, кажется, вы не должны были подходить к моей сестре?
Дориан считал Арсена такой же жертвой старого графа де Мелиньи, какой была Лоретта. Однако сейчас в младшем де Мелиньи он не узнавал того гостеприимного и бесстрашного молодого человека, который помог ему в парижском переулке. Лицо этого нового Арсена было бездушным и застывшим.
Раздражение, охватившее Дориана при виде барона д’Оллери, углубилось, когда Гаспар заговорил:
– И, кажется, вы не сочли нужным прислушаться к этому предостережению.
– Это решать только мне и ей, – спокойно, несмотря на кипевший в нем гнев, ответил Дориан.