Столица, ставшая крупным религиозным центром страны, очень нуждалась в знатоках буддийского ритуала, тем более что различные секты, обосновавшиеся в Японии, трактовали учение Будды по-своему. Поэтому император Сёму пригласил в Японию известного китайского проповедника и знатока сутр Гонзина. Тот охотно откликнулся на приглашение, но так случилось, что в течение 12 лет он никак не мог преодолеть морскую преграду, разделяющую страны. Ему мешали то бури, то кораблекрушения, то болезни. И лишь в 754 году полуослепший от обрушившихся на него испытаний Гонзин прибыл в Хэйдзёкё. Спустя пять лет под его руководством было завершено строительство храма Тосёдайдзи, территориально примыкавшего к западной стороне императорского дворца. Император Сёму и его сановники стали прихожанами нового храма. Храм Тосёдайдзи превратился в высший центр учености, ему принадлежало право буддийской инициации. Гонзин считается тем, кто заложил основы государственной церкви в Японии.
Фр. Сенсон в «Краткой истории японской культуры» отмечает, что несмотря на пробуддийскую политику двора и исключительную поддержку буддизма со стороны императора Сёму (который в последние годы своей жизни стал монахом), правительство в середине VIII века в усилении идеологического и экономического могущества буддийской церкви почувствовало реальную угрозу своей власти. И был предпринят ряд мероприятий, ограничивавших независимость монастырей, в частности, запрещалась покупка храмами крестьянских и целинных земель (указ 746 года), распространение буддийской веры среди населения (указы 765-го и 785 года), а также уход в монахи-отшельники без разрешения властей.
Таким образом, отношение власти к буддийской церкви в период Нара характеризуется некоторой двойственностью. С одной стороны, именно государство обеспечило процветание этому течению, с другой – прослеживается явная боязнь такого процветания. То, что опасения были не напрасны, и иллюстрирует история монаха Докё.
Итак, император Сёму посвятил себя распространению буддизма и после 24-летнего царствования отрекся и окончательно ушел в религию, порвав с миром. Он называл себя
Но на самом деле не все было так гладко, как казалось просветленному Сёму-тэнно. В тот период вопрос о престолонаследии стоял особенно остро. Из-за отсутствия четкого закона наследования на «хризантемовый трон» имелось большое количество претендентов: император Сёму оставил наследницей свою дочь и в соправители ей дал принца Фунадо; фаворит императрицы Кокэн на тот момент Фудзивара-но Накамаро вместе с нею поддерживал другого принца – Оои (будущего императора Дзюннина); представители кланов Тоёнари и Нагатэ выдвигали принца Сиояки; род Оотомо-но Камаро – принца Икэда, прочие кланы тоже имели «своих» принцев. Таким образом, воля ушедшего в монастырь Сёму-тэнно выполнялась только наполовину – императрица Кокэн взошла на трон, исполняя волю отца, но с принцами получалась полная неразбериха, благодаря которой и стало возможно выступление Фудзивара-но Накамаро против Кокэн впоследствии.
Как-то так сложилось, что в жизни весьма «буддийски» настроенной Кокэн большую роль сыграло синтоистское божество Хатиман. Теперь уже скорее всего невозможно узнать, что могло скрываться за цепочкой совпадений: воля заинтересованых лиц, ирония судьбы или действительно какая-то мистика, но как только Хатиман появлялся на сцене, императрицу ждали перемены.
Из официальных хроник мы узнаем, что в первый год правления Кокэн Хатиман, чье святилище располагалось в Уса в западной Японии, заявил, что он желает отправиться из Уса в столицу. Для его сопровождения послали кортеж из высоких сановников и охрану из воинов. По его прибытии – под которым следует понимать прибытие священного паланкина, везшего символ его присутствия, – он был помещен в специально построенное святилище в одном из дворцов, где сорок буддийских священнослужителей в течение семи дней читали молитвы. Затем жрица святилища Хатимана (при этом следует помнить, что она была по закону буддийской монахиней) Омива-асоми Моримэ провела службу в Тодайдзи в присутствии отрекшегося императора Сёму, императрицы Кокэн и всего двора. Пять тысяч монахов молились и читали сутры, исполнялись ритуальные танцы, а Хатиману было сделано подношение в форме пожалования чиновного головного убора первого ранга. Едва ли можно представить более законченную демонстрацию духа конфессионального примирения, чем религиозная церемония присвоения гражданского чина одному божеству в храме другого.