Читаем Дворец сновидений полностью

Марк-Алем внезапно вспомнил, что этим вечером приглашен вместе с матерью на ужин к Визирю. Это был ежегодный ужин, на котором всегда слушали рапсодов, приехавших с Балкан. Наверняка вместе с бошняками будут и албанские рапсоды.

Марк-Алем закрыл папки и встал. Голова у него болела от чтения, а может, от угольного чада, под землей ощущавшегося сильнее. Он кивнул, попрощавшись с сотрудником, и вышел. Шаги его одиноко зазвучали в галерее. Интересно, который час? Он понятия не имел. Там, наверху, могло быть обеденное время, или разгар дня, или уже вечер. На мгновение он даже забеспокоился: а вдруг он опоздает на ужин? Затем успокоил себя: не может быть, чтобы время пролетело так быстро. Ужин, казалось ему, находился где-то наверху, в другом мире, чуть ли не на облаках. А с обеих сторон вздымались глухие стены галерей, за которыми в тысячах и тысячах дел хранился сон мира. Марк-Алем почувствовал, что у него отяжелели веки. Да что же это? — пару раз он спросил себя. Что это за сонное оцепенение, сковавшее его члены? От ужаса у него мурашки пошли по телу, но он тут же постарался успокоить себя: наверняка это чад угольных жаровен нагонял на него сон. Нас здесь так много. Что ты делаешь там, одиночка, почему ты не с нами…

Марк-Алем ускорил шаг, чтобы выйти побыстрее в кольцевую галерею, но ее нигде не было видно. Чем дальше он шел, тем больше ему казалось, что он заблудился. А если он устанет и его одолеет сон в одной из этих пустынных галерей? Ему снова показалось, что веки у него словно налиты свинцом. Угораздило же меня сюда спуститься, закралась в голову мысль. Он ускорил шаг еще больше, затем побежал. Звук его шагов, умноженных гулким эхом, вызвал у него еще больший ужас. Я не усну, пробормотал он. Я не попадусь в твою ловушку.

Неизвестно, как долго продолжался бы этот сумасшедший бег, если бы на перекрестке он не наткнулся на человека.

— В чем дело? — обеспокоенно спросил тот. — Что случилось?

— Ничего, — ответил Марк-Алем. — Где тут выход?

— На тебе лица нет, ты совсем бледный. Уже разузнал о том, что происходит?

— Что? — не понял Марк-Алем. — Я ищу выход.

— Я говорю, тебе наверняка что-то известно. Ни кровинки в лице.

— Это, наверное, от угольного чада, — сказал Марк-Алем.

— А я говорю, что…

— Выход где?

— Вот здесь, — ответил тот.

Марк-Алем хотел было сказать ему: да у тебя самого лицо как восковая свеча, чем тебя так удивило мое, но он не хотел задерживаться ни на одно лишнее мгновение в этом месте. Выбраться отсюда как можно скорее, о господи, вздохнул он про себя. Подняться из этого колодца.

Наконец перед ним возникла лестница, и он взбежал по ней, перескакивая через три и даже четыре ступеньки. Когда он оказался на первом этаже, у него перехватило дыхание. Ему показалось, что слышен какой-то шум. Обернувшись, он, к своему удивлению, увидел группу людей в длинных кафтанах, удалявшихся в глубину коридора.

На втором этаже он столкнулся еще с одной группой людей с мрачными лицами. Издали из галерей доносился шум шагов. Что это за оживление такое? — задумался он и вспомнил человека, встреченного в галереях Архива. Похоже, в Табир-Сарае что-то действительно происходило. Он ускорил шаг, чтобы побыстрее добраться до Интерпретации. Посеревшие стекла окон свидетельствовали о том, что день склонялся к закату.

— Где ты был? — спросил его сосед, работавший с ним за одним столом. — Где тебя носило весь день?

— В Архиве, — ответил ему Марк-Алем.

Глаза у того просто сияли. Неделю назад его посадили работать рядом с Марк-Алемом, успевшим за это время убедиться, что главным смыслом жизни у того было собирание сплетен, особенно политических, слухов, передаваемых на ушко, из уст в уста, запрещенных и опасных, и именно опасность была соусом, придававшим им вкус. Было даже удивительно, как это он до сих пор не разнюхал, что Марк-Алем принадлежит к семейству Кюприлиу.

— Что-то происходит, — поделился он, придвинувшись слева к нему всем своим телом. — Не замечаешь?

Марк-Алем пожал плечами.

— На лестнице какая-то суета, больше ничего не знаю, — ответил он.

— Трижды вызывали нашего шефа, и все три раза тот возвращался, перепуганный до смерти. Совсем недавно его вызвали в четвертый раз, и он до сих пор не вернулся.

— И что это значит? — спросил Марк-Алем.

— Да кто его знает? Все что угодно, — ответил тот.

Марк-Алем хотел было рассказать ему о человеке с испуганным лицом, которого увидел в Архиве, но это вызвало бы новую волну перешептываний между ними. Он припомнил слова архивиста о баш-эндерорах, рывшихся всю ночь в Архиве. Стало совершенно ясно: что-то действительно происходит.

— Все что угодно может произойти, — услышал Марк-Алем шепот соседа. Чтобы никто не заметил, он старался говорить, не поворачивая головы в сторону Марк-Алема и кривя уголок рта, как бы придавая нужное направление своему бормотанию. — Может произойти все что угодно, — повторил он, — от увольнения сотрудников до закрытия Дворца.

— Закрытия Табир-Сарая?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное