Дворец сновидений

И тут ему что-то сказали. Его рука, преодолев враждебное сопротивление полы пальто, извлекла рекомендательное письмо, но, поскольку ему показалось, что от этого движения взгляд наблюдавшего за ним помрачнел, молнией мелькнула мысль, что он неправильно что-то понял, и хотел уже засунуть письмо обратно. Но рука низенького сотрудника потянулась именно за ним. Марк-Алем с облегчением протянул ему письмо. Однако обрадовался он преждевременно. Сотрудник, как и в первый раз, даже не коснулся письма. Рука его лишь очертила в воздухе некий маршрут, словно показывая, как надлежало следовать письму, чтобы прибыть куда нужно. Марк-Алем, совершенно растерявшись, понял наконец, что письмо следовало вручить другому сотруднику, который, вне всякого сомнения, был гораздо выше по своему служебному положению, чем тот, что привел его сюда.

Как ни странно, высокопоставленный сотрудник взял письмо и, оторвав взгляд от двери (Марк-Алем уже и надеяться перестал, что это когда-нибудь произойдет), принялся его читать. Пока тот читал, Марк-Алем не сводил с него глаз, надеясь что-то предугадать по выражению его лица. В этот момент стало происходить нечто, показавшееся Марк-Алему настолько ужасным, что напоминало ощущение кошмарного падения в бездну во время землетрясения, когда почва уходит из-под ног. Происходившее и впрямь имело отношение к падению в бездну, хотя и было его противоположностью. Чиновник с мрачным лицом, продолжая читать, медленно и равномерно поднимался со своего места, и вот это и привело Марк-Алема в ужас. Ему показалось, будто это движение никогда не прекратится и голова ужасного чиновника, в руках которого была его судьба, достигнет потолка, упрется в него, проломит насквозь и, исцарапанная, с осыпающейся по сторонам штукатуркой, станет пробивать этаж за этажом, пока не поднимется над крышей. Марк-Алем был готов уже закричать: «Хватит, не хочу я эту работу, верните мне письмо, только не поднимайтесь», но в это мгновение движение чиновника, словно услышавшего его внутренний вопль, прекратилось.

Росту он, к удивлению Марк-Алема, оказался вполне среднего. Марк-Алем с облегчением перевел дыхание, но, судя по всему, преждевременно. Поднявшись со своего места и выйдя из-за стола, высокопоставленный служащий столь же непрерывно и равномерно принялся перемещаться, направляясь в середину комнаты. Сотрудник, который привел Марк-Алема, похоже, был к этому готов и заранее посторонился, чтобы дать ему пройти. На сей раз Марк-Алем почувствовал облегчение. Это было самое обычное дело, просто со своего места встал человек, тело которого затекло от долгого сидения, а может, страдало от геморроя или судорог, а он сам себя чуть не довел до истерики. Да, с нервами у него действительно в последнее время не все было в порядке.

Впервые за это утро Марк-Алем взглянул с привычной смелостью в глаза другого человека. Чиновник все еще держал в руке рекомендательное письмо. Марк-Алем ожидал, что тот скажет нечто вроде «Да, мне известно о тебе, ты принят на работу», или пусть даже и не так, но хотя бы обнадежит, пообещает что-нибудь через несколько недель или в следующем сезоне. Не зря же его многочисленные двоюродные братья вот уже два с лишним месяца предпринимали все возможное для организации этой встречи. А он, Марк-Алем, раньше времени перепугался до дрожи при виде этого высокопоставленного чиновника, которому, вполне вероятно, гораздо важнее поддержать хорошие отношения с его могущественной родней, чем самому Марк-Алему с ним. В ушах его гулким эхом прозвучали строчки из «Chronique» — семейной «Хроники». Самым первым в нашем роду, то есть основателем его, был Мет Кюприлиу из Рошника рядом с Бератом, в Центральной Албании, родившийся в 1575 году. Он согласился занять пост премьер-министра при условии, что султан не будет оспаривать его декреты. Его старшим сыном был Фазиль Мехмет-паша. Он стал премьер-министром, как и его отец. Завоевал Крит и восстановил там османское владычество. Провел кампанию против Венгрии. Выиграл войну с Польшей, отвоевав у той половину Украины.

Глядя на чиновника, Марк-Алем вдруг совершенно успокоился, и в какой-то момент ему показалось, что у него получится даже растянуть кожу на лице в подобии улыбки. И он наверняка бы так и сделал, если бы не произошло нечто совершенно неожиданное. Стоя перед ним, чиновник аккуратно сложил рекомендательное письмо и, пока Марк-Алем ждал от него каких-то одобрительных слов, разорвал письмо на четыре части. Марк-Алем вздрогнул. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, а может, просто ощутил нехватку воздуха, но тут, словно чиновнику мало было просто разорвать письмо, тот шагнул к жаровне и бросил в нее обрывки. Шустрый огонек весело порхнул над углями дремавшей жаровни, седой от тонкого слоя пепла. Затем огонек исчез, оставив после себя трепещущие обугленные останки письма.

— В Табир-Сарай нельзя попасть по протекции, — проговорил чиновник, и голос его напомнил Марк-Алему полуночный бой одиноких часов в ночной тишине.