Дворец наслаждений

Следующие три дня прошли без всяких происшествий. Я думала о фараоне, поскольку по гарему поползли слухи, что он доживает последние дни, и все женщины погрузились в меланхолию. Мне хотелось отдать ему последние почести, ведь когда-то его жизнь была ненадолго связана с моей, а после его тень преследовала меня в течение семнадцати лет, но царь не пожелал увидеть меня снова. Свое почтение я выражала молча, предаваясь воспоминаниям. Его образ все время стоял передо мной — его лицо, голос, смех, его руки, ласкающие мое тело, приступы его холодной ярости; каждую ночь я зажигала благовония перед своим божеством и молила богов облегчить его путь и принять в свою Небесную Ладью.

Однако многие обитательницы гарема больше говорили о своей будущей судьбе, чем об умирающем господине. Все знали, что новый царь будет пересматривать списки наложниц и многие из них будут удалены из дворца. Некоторые получат свободу. Молодых, скорее всего, попросят остаться. Зато все старые, стареющие и слабые будут отправлены в Фаюм. Я как-то ездила туда вместе с царем и своими глазами видела, что меня могло ждать. Это было тихое место, но от этой тишины веяло смертью. В крошечных каморках доживали свой век иссохшие стручки, бывшие когда-то прекраснейшими цветами Египта; все увиденное привело меня в такой ужас, что я не смогла как следует почтить Себека, храм которого располагался неподалеку в оазисе. Мне удалось избежать этой ужасной участи, а потому я с жалостью наблюдала за суетившимися вокруг меня женщинами, чья судьба была уже, в сущности, предрешена.

На четвертый день явился глашатай, встал посреди двора, развернул свиток папируса и торжественно объявил, что преступники Мерсура, Панаук и Пенту понесли заслуженную кару. О Паисе и Гунро ничего сказано не было. Сообщение глашатая шепотом передавали из каморки в каморку, я же испытала лишь некоторое облегчение. Когда глашатай ушел сообщать о казни в следующий двор, я направилась прямо к бассейну, находившемуся недалеко от помещений гарема. Там я разделась, погрузилась в воду и плавала до тех пор, пока у меня не заныли руки и ноги.

Выбравшись из бассейна, я улеглась на траве, чтобы обсохнуть. Солнце нещадно жгло кожу и слепило даже сквозь зажмуренные веки, воздух стал раскаленным. «Я жива, — думала я. — Жива, жива. Какое это счастье — жить!» Когда жар сделался непереносимым, я ушла к ближайшему дереву и обнаженной распростерлась в его тени.

На пятый день пришел еще один глашатай, однако на этот раз он принес послание для меня. Я сидела возле двери своей комнаты и наслаждалась пивом. Подойдя ко мне, глашатай поклонился и, прежде чем заговорить, оглянулся по сторонам. Рядом не было ни души.

— Госпожа Ту, — тихо сказал вестник, — царевич получил прошение от узницы Гунро. Она хочет вас видеть. Как вам известно, люди знатного происхождения, приговоренные к смерти, имеют право получить перед смертью все, что им хочется, — от лучшего вина и кушаний до свиданий с любимыми людьми. Царевич не приказывает вам выполнить просьбу Гунро. Просто он хочет, чтобы вы об этом знали, и разрешает поступить так, как вы сочтете нужным. Вы можете отказаться, если хотите.

— Но что ей от меня нужно? — спросила я, удивленная и озадаченная. — Мы с Гунро не были подругами. Мне нечем ее утешить. Брат ее навещает?

— Он приходит к ней каждый вечер и сидит с ней до рассвета. Гунро не может спать. Она не может… ничего.

— О нет, — пробормотала я, ежась от ветра, теплым дуновением которого только что наслаждалась. — Нет. Этого я не могу. И не буду! Да как она смеет! Она считает, что я так и осталась убийцей, которую они хотели из меня сделать? Так и презирает меня по-прежнему?

От боли мне хотелось заплакать. Никогда мне не избавиться от своего позора, никогда. Время от времени я буду о нем забывать, мне будет казаться, что все осталось позади, а это клеймо будет проявляться снова, словно выжигаемое невидимой рукой. Убийца.

Глашатай ждал, пока я, закрыв лицо руками, пыталась справиться с волнением. Наконец я заговорила, не глядя на него:

— Передай повелителю, что сегодня я пойду к Гунро. Попроси его прислать для меня эскорт.

«В конце концов, — думала я, глядя вслед вестнику, — так поступают все убийцы. Они убивают. Гунро повезло — у нее под рукой оказалась мастерица своего дела. О боги, дайте мне силы не ранить Гунро злыми словами, ибо ее мучения невозможно описать».

Через час после полудня появился мой эскорт, и мы направились через царские сады к огромной и пыльной площадке, где обычно тренировались солдаты. Изис держала надо мной зонтик. За площадкой виднелись стройные ряды казарм и примыкавшие к ним конюшни. Возле казарм слонялось несколько солдат. Было время полуденного сна, и от взрытой земли исходил жар.