Мы добежали до нужной двери, Уна рывком распахнула её и быстро ударила по выключателю. Томми шёл за ней с мобильным в руках. Мужчины на койках щурились и ворочались. Они были в явном замешательстве. Я нашёл отца Уны. На нём была та же майка с красными пятнами на груди.
Он тёр глаза. Казалось, он не верит в то, что видит.
В дверь ворвались полицейские.
Мы встали в круг посреди комнаты. Томми повернул камеру в сторону полицейских. Их большие фонари ослепили нас. Полицейские изумлённо разглядывали двухэтажные кровати, мусор на полу, разбросанные повсюду бутылки и пакеты. Мужчины проснулись.
– Вот правда о «Дворце», – Томми отвёл камеру от полицейских.
С коек в камеру смотрели сонные глаза. Воздух был спёртым и тяжёлым, как и в прошлый раз, когда я сюда приходил.
Я посмотрел на Лину и Али. Они в ужасе оглядывались по сторонам.
– Люди, которых вы видите, рабы моего отца. – Томми снимал на камеру койки. – Всю зарплату они тратят на оплату проживания в этом вонючем подвале. Питаются полусгнившими объедками. – Камера повернулась к Уне. – Это Уна. Ей двенадцать лет. Она тоже здесь в плену. Ей не разрешают иметь друзей и ходить в школу.
Полицейские перешёптывались. Я больше их не боялся. Судя по всему, они были в растерянности и понятия не имели, что им делать, поскольку не верили собственным глазам, в точности как я во время первого прихода сюда.
Томми направил камеру на полицейских.
– Начальник полиции участвует в этом. Он пытался остановить нас, – Томми кивнул в сторону Лины и Али. – Но ребята заманили его в холодильник. Больше полиция не сможет закрывать глаза на всё это. Теперь все всё узнают! – Томми повернул телефон в нашу сторону. Я потянул Уну за руку, чтобы она встала между мной и Линой.
Она улыбнулась горькой и немного странной улыбкой и подняла вверх большой палец.
Посыпались звонки уведомлений. Наверняка они от тех, кто смотрел наш репортаж. Мы сделали это!
Всё возможно
Мама подала обед. Папа оторвался от упаковки вещей и сел в угол дивана. Мне никогда не разрешалось есть в гостиной, но сегодня можно. По телевизору показывали «Дворец» с воздуха. Башни. Сад со статуями. Аллею, ведущую к пристани. Папа с гордостью сжал мою руку. Мы увидели толпу народа на парковке. Один журналист говорил в микрофон. Этот телерепортаж снимали сегодня утром. Небо сияло голубизной. Мужчины выходили из подвала «Дворца», укутанные в шерстяные одеяла. А вон Уна, она ведёт своего папу. Интересно, как она? Я беспокоился за неё, не знал, как на всё случившееся отреагирует её отец. Но я не успел разглядеть выражение его лица, они уже пропали с экрана.
Журналистка смотрела в камеру и вещала в микрофон:
– Директор отеля и начальник полиции на протяжении нескольких лет скрывали, что в отеле используется труд ничем не защищённых рабочих из Восточной Европы. Кроме того, они проворачивали махинации со страховками. Как выяснилось, таинственными похитителями картин были сами директор отеля и начальник полиции. Расследование, длившееся несколько месяцев, завершено.
– Подумать только, он сам был замешан! – мама покачала головой. – Явиться сюда, к нам домой… Начальник полиции обвинял вас! Как такое возможно?!
За спиной у журналистки можно было разглядеть отца Томми, которого двое полицейских выводили под руки из «Дворца». Он был в наручниках. Его посадили в полицейскую машину. Что же теперь будет с Томми?
Мама взяла мою руку и крепко её сжала. Она посмотрела на папу. В её взгляде не было злобы, они смотрели друг на друга как раньше, как до нашей поездки в Испанию.
Папа зашевелился в углу дивана.
– Мы с мамой были не слишком внимательными в последнее время, – начал он.
– К сожалению, мы были больше заняты собой, – подхватила мама.
Ни один из них не знал толком, что сказать. Они переживали. И они это заслужили.
– Конечно, мы должны были… – папа покашлял.
Мама кивнула:
– Но мы очень испугались начальника полиции.
– Простите, что я сбегал из дома, – сказал я. – Но у меня была уважительная причина.
Оба они улыбнулись.
– Уважительная причина, да уж! – сказал папа. – У тебя была лучшая причина в мире!
Мама погладила меня по руке:
– А я-то думала, что у тебя начался пубертат. Что из-за этого ты стал вести себя так странно!