Дворец и монастырь

Мысленно она видела его молящемся в тихой кельи, и это утешало ее. Здесь, в мире, быть может, ей пришлось бы видеть его в темнице или на плахе. Такие люди, как князья Шуйские, никого не пощадят…

– -

Во дворце начиналось новое течение. Там наступал уже день, когда нужно было вспомнить и о великом князе, об этом несчастном ребенке, еще недавно слышавшем при всем собрании бояр и из уст митрополита просьбу о соизволении на войну и важно восседавшем на престоле, принимая коленопреклоненного царя казанского, а теперь зачастую голодавшем по небрежности окружающих.

Князь Василий Васильевич Шуйский, встав во главе всего правления, не довольствовался тем, что он был потомок удельных князей, и хотел еще ближе стать к государю, породнившись с ним. Несмотря на свои шестьдесят лет, он женился на юной Анастасии, дочери казанского царевича Петра. Честолюбие его не знало пределов, и он ни на минуту не забывал, что он потомок удельных князей. Он и его брат, князь Иван Васильевич Шуйский, казалось, забрали всю власть в свои руки и сами были государями… Но это было не по вкусу таким людям, как князь Иван Вельский и Михаил Тучков. Они вспомнили о настоящем государе, великом князе, поняв, что он может быть оружием в их руках, и начали заискивать у ребенка, ходатайствуя у него за своих близких и сторонников. Прежде всего начались хлопоты за то, чтобы пожаловать боярством князя Юрия Михайловича Голицына и окольничеством Ивана Ивановича Хабарова. Великий князь был согласен на их просьбу: ему было все равно, кого и во что производить, благо он слышал лесть и чувствовал себя государем. Князья Шуйские воспротивились этому назначению. На сторону князя Вельского и Тучкова встали митрополит Даниил и старый дьяк Федор Мишурин. Дьяки со времен великого князя Василия Ивановича привыкли играть выдающуюся роль; Мишурин был из их числа.

Произошла ожесточенная схватка в заседании думы.

– Благодарности в людях нет, – кричали князья Шуйские, считавшие себя не без основания благодетелями князя Вельского. – Подлыми происками да кознями пролезть хотят вперед.

– Власть-то силою в руки захватят, да и делают что хотят, – попрекали с другой стороны князь Вельский и Тучков. – Государевой воли не слушают, а только его именем дела ведут.

– Государь еще малолетен, так не ему дела решать…

– А когда самим выгодно, тогда и на малолетство его не смотрят…

Посыпались бранные слова, попреки и обличения. В подобных случаях всплывала наружу вся подлинная грязь. Никто не стеснялся обличать громогласно своих противников и ругать их площадными словами.

Тогда князья Шуйские распорядились по-своему: схватили снова князя Ивана Вельского и заключили в тюрьму. Его сторонников разослали по деревням. Дьяка же Мишурина князья Шуйские поймали на своем дворе, приказали ободрать княжатам, боярским детям и дворянам, велели его положить голого на телегу, свезли на площадь перед городскою тюрьмою и здесь отрубили ему голову без ведома государя, но его именем.

Массы народа сбежались смотреть на это давно уже не виданное зрелище. Везде толковали:

– Вон как бояре распоряжаются. Не понравился – и голову долой.

– Плевать им на дьяков, и не с такими справятся.

– Что говорить, у них сила, а государь малолетен…

Не удовольствовались князья Шуйские этим. Несмотря на то, что князь Василий Васильевич Шуйский умер почти скоропостижно в эту пору, князь Иван Васильевич Шуйский остался у власти и сверг с митрополии митрополита Даниила за его заступничество за князя Вельского.

– С чего владыка-то ушел с митрополии? – спрашивали москвичи, недоумевая.

– Велят, так уйдет, – отвечали другие. – Не ушел бы, так, может, и с ним, как с Мишуриным, покончили бы.

– Ну, с владыкой-то! – сомневались третьи.

– А что ж, что с владыкой? Теперь вот и пришлось подобру-поздоровому самому уйти…

Действительно, Даниил не только должен был уйти, но и принужден был объяснить униженно причину своего ухода. Этот еще недавно ловкий придворный и блестящий проповедник смиренно писал теперь: "Се яз смиренный бывший митрополит Даниил всея Руси, пребывшу ми в митрополии на Москве время довольно и так по неколицех летех едва в себе бывшу ми, рассмотрих разумения свои немощна к такому делу и мысль свою погрешительну, и недостаточно себя разумех в таких святительских начинаниях, отрекохся митрополии и всего архиерейского действа отступих". Ни возвращение в монастырь, ни обречение себя на молчальное житие не могли быть по вкусу тому, кто привык быть и чревоугодником, и потатчиком власти. Но перед князьями Шуйскими смирялись все…

Не смог смириться перед ними один строптивый ребенок. Этот ребенок был великий князь Иван.

Видя, что у него отнимают преданных ему людей, он гневно роптал на захвативших власть бояр, а около него уже собирались наушники и желавшие выслужиться пройдохи. Его вооружали против князей Шуйских, указывали на их алчность.

– Сам я видел, как они нашу казну после смерти матери грабили, – говорил он хмуро, слушая наушников.