— Ты всегда знал, что мы к этому придем, правда, Гуи? — медленно проговорила я. — Даже если бы мне удалось выполнить твое задание и повлиять на изменение политического курса фараона — задание, которое никто был не в силах осуществить, и ты знал это, — однако ты всегда знал, что в конечном счете его убийство необходимо. Поэтому ты никогда по-настоящему не пытался влиять на Рамзеса через свой дар предвидения, правда? Возможно, ты мог добиться того, чтобы его политические решения были менее пагубными для страны, но ты не беспокоился об этом, потому что ты хотел его смерти. Все эти годы ты ждал лишь подходящего момента.
Он не ответил. Он продолжал смотреть на меня без всякого выражения, но мне показалось, что я заметила, как на этих красиво очерченных губах промелькнула улыбка.
— И твои друзья, — продолжала я, осторожно нащупывая ход через лабиринт, который неожиданно все яснее проявлялся перед моим внутренним взором, — этот надменный Паибекаман, твой брат Паис, генерал Банемус, Панаук, Пенту, Мерсура — они тоже хотят его смерти, правда? Тогда власть в Египте захватит армия, Гуи, а царевич удобно устроится на Престоле Гора? Как долго вы все собирались и строили планы, лелея свои предательские мечты? Царевич тоже принимал в этом участие?
Мне следовало бы оскорбиться, что меня использовали, что меня предали. Более того, они видели во мне шанс к достижению своей цели, но я сама значила для них меньше, чем те бокалы, из которых они беззаботно пили вино. Но я не чувствовала себя оскорбленной. Я разделяла их желание избавить Египет от его правителя. Только теперь я преследовала собственные цели. Я была одной из них. Я была связана с ними. Знал ли Гуи, в своей тайной мудрости, что все случится именно так?
— Ты проницательная молодая женщина, — сказал Гуи, и улыбка, тень которой я заметила раньше, теперь наконец блеснула на его лице. В ней не было теплоты. — Все, что ты сказала, правда, и я много раз говорил тебе о причинах, которые заставляют нас действовать так. Но царевич еще не с нами. Мы надеемся, что, как только его отец будет устранен, он примет наши предложения по восстановлению Маат в Египте. Потому что между ним и его здравым смыслом не будет больше преграды ложной преданности. Но мы обратимся к царевичу, когда придет время. Ты с нами? — Его руки, два серых мотылька во мраке ночи, взлетели, и я ощутила его ладони на своих щеках. — Ты уже убивала раньше, — прошептал он, к его дыханию примешивался знакомый аромат жасмина, — и по гораздо менее веской причине. Я знаю, Ту. Рано или поздно, с моей помощью или сама, ты пришла бы к этому решению, потому что та слишком горда и слишком неразборчива в средствах, чтобы провести остаток жизни узницей гарема. — Его пальцы скользнули по моей коже. — Ты скорее рискнешь стать царицей рядом с сильным молодым царем, когда он взойдет на трон и будет выбирать себе женщин, чем зачахнешь, отвергнутая жирным стариком, правда?
Я отпрянула от него.
— Почему я должна сделать это? — резко спросила я. — Зачем мне рисковать собой? Пусть Паибекаман избавит вас от этого проклятия!
— Паибекамана тотчас же заподозрят наряду со всеми теми, кто постоянно прислуживает царю, — возразил Гуи. — Но ты всего лишь одна из сотен его женщин, более того, тебя больше не допускают в царские покои. Тебя не коснется даже тень подозрения.
— Но если меня больше не допускают в царские покои, — ответила я, тогда как я смогу подобраться достаточно близко, чтобы… чтобы… убить его? — Слова слетели у меня с языка, их вкус был странно чужой и одновременно знакомый. — Бессмысленно пытаться отравить его еду или питье. Его дворецкие пробуют все, что ему приносят.
Мое сердце заколотилось быстрее, и мысли одна за другой замелькали в голове.
Я отвернулась от Гуи и начала расхаживать взад-вперед, едва замечая свежесть травы под ногами и тусклые песчинки первых звезд над головой.
— Возможно, я смогу накормить чем-нибудь его льва, чтобы он взбесился, но зверь может напасть на кого-нибудь безвинного. Несчастный случай на воде или на выезде в пустыню слишком трудно спланировать. Помоги мне, Гуи!
Я не смотрела на него, а он стоял неподвижно, пока я металась перед ним.
Некоторое время я лихорадочно размышляла; огонь, будто крепкое вино, будоражил кровь и медленно струился по жилам, у меня закружилась голова. Потом вдруг идея вспыхнула у меня в голове, такая дьявольская, такая восхитительная, что у меня вырвался стон, и я остановилась. Конечно же, конечно. Я подбежала к Гуи.
— Ты должен дать мне мышьяк, — выпалила я. — Я не смогу накормить его им непосредственно, но я подмешаю его в драгоценное масло, с которым обычно делала ему массаж. Я постараюсь убедиться, что его новая возлюбленная, Хентмира, разотрет масло но всему его телу своими любящими руками. Никто не заподозрит, что причина в этом, а если и заподозрят, вина падет на Хентмиру.
— Ты хотела бы этого, не так ли? — сказал он. Его голос охрип и дрожал от такого же возбуждения, что захватило меня. — Но что, если она потом обвинит тебя?
Я схватила его руки и встряхнула их.