Дворец грез

На нем не было ничего, кроме льняной набедренной повязки; мягкий свет скользил по длинным гибким мускулам его смуглых ног, подтянутому крепкому животу, потрясающе широкой груди с коричневыми сосками. Лицо обрамляли гладкие черные волосы. Черная краска на глазах была нанесена давно, но и оставшегося количества хватало, чтобы подчеркнуть ясность его глаз. На губах, раскрывшихся в улыбке, были заметны следы хны. Чувствуя, что готова потерять голову, я опустилась в почтительном поклоне.

— Приветствую тебя, царская наложница госпожа Ту, — сказал царевич Рамзес, — Можешь подняться. Прошу прощения за свой вид, но я рыбачил ночью, а потом мы плавали с товарищами. Нет ничего прекраснее, чем скользить в темных водах Нила, когда на его поверхности поблескивает лунная дорожка. Разве только сидеть на песке в пустыне и любоваться, как умирающий Ра разливает по горизонту свою кровь. Ты можешь, сесть, если хочешь.

Я с радостью подчинилась, потому что не хотела, чтобы он заметил, как у меня вдруг задрожали колени, и улыбнулась ему в ответ. Он подошел ближе и стал задумчиво рассматривать меня.

— Мы мало виделись в последние несколько месяцев, — непринужденно продолжал он. — Но я много слышал о тебе. Когда придворным становится больше не о чем говорить, разговор всегда сворачивают на молодую наложницу с необычайно синими глазами и острым язычком, которая превратила царя в комнатную собачку.

Я быстро подняла на него глаза, но в его взгляде не было злобы. Он улыбался тепло и одобрительно.

— Ни одна наложница еще не удерживала его интерес к себе так долго, — сказал он, — Мои поздравления, госпожа Ту. Ты действительно удивительная женщина. — Теперь в его голосе послышалось предупреждение.

Я поднялась, чтобы чувствовать себя менее уязвимой.

— Благодарю тебя, мой господин, — ответила я, — но в моей красоте или легкости языка нет моей заслуги. Я такая, какой меня создали боги.

— О, я так не думаю, — возразил он. — Вовсе нет. Я думаю, что ты очень умное, очень изобретательное дитя земли. Я даже не знаю, завидую я отцу или жалею его.

— Ты несправедлив, мой господин! — запротестовала я негодующе. — Я делала Великому Гору только добро! Я исцеляла его раны, исполняла любые желания, я сделала его счастливым!

— Без сомнения. — Он остановился передо мной, все еще улыбаясь, и посмотрел мне прямо в глаза. — Но то же самое делали многое другие женщины. Для того чтобы оставаться в милости у отца, нужно больше, чем просто умение угождать ему, и ты знаешь это. Нужны целеустремленность и расчетливость. Не пытайся запутать меня, Ту. Я не осуждаю тебя. Совсем нет. Я восхищаюсь твоим упорством. И у меня есть к тебе предложение.

Я осторожно разглядывала царевича. Улыбка исчезла с его лица, он подошел ближе, так что я почувствовала запах его тела. Пальцы у меня судорожно сжались от внезапного желания прикоснуться к его упругой шелковистой коже.

— За этой стеной, — сказал он, ткнув большим пальцем в темноту, — находятся покои моего брата царевича Рамзеса Амонхерхепеша. Он на год моложе меня. Его сейчас нет здесь. На самом деле он никогда не бывает в своих покоях. Почти все время он проводит на севере Дельты, лежа на пляжах Великой Зелени и играя со своими наложницами. За садами расположены покои остальных моих братьев. Один из них настолько глуп, что не может сосчитать, сколько у него ушей. Другой живет в Фивах, где служит в храме Амона. Он хочет оставаться жрецом всю свою жизнь. Еще у одного дурной характер, он обожает хлестать кнутом своих коней, женщин и слуг. Никто из них особо не беспокоится о нашем отце и еще меньше беспокоится о Египте. Отец, однако, не делает разницы между нами и мучится вопросом, кого из нас назначить преемником трона. А тем временем мертвая хватка Амона все крепче сжимает горло страны. — Он не повышал голоса, но вдруг сжал мои плечи сильными руками. — Уверен, что только я смогу спасти Египет, — сказал он по-прежнему ровным голосом. — Но он не хочет слышать моих слов. Отец не понимает, что угрожает стране, если выбор падет на кого-то другого из его сыновей. Конечно, я понимаю его страх. Он не доверяет никому из нас, хотя, конечно же, видит, как я люблю его и как я люблю свою страну, и мне больно. — Тонкие летящие брови сошлись на переносице. — Но он верит тебе, моя госпожа. Он любит тебя и прислушается к тебе. Помоги мне, когда я буду излагать ему свои доводы. Поддержи меня, когда я буду пытаться убедить его объявить меня Гором-в-гнезде.

Его руки начали скользить но моим рукам вверх и вниз, от его прикосновений у меня по телу побежали мурашки. Я сглотнула, борясь со сладким томлением, овладевшим моим телом и разумом. Он говорил горячо и искренне, однако взгляд его оставался холодным, он внимательно следил за моей реакцией на его слова.

— Ты ошибаешься, царевич, — удалось мне наконец выговорить. — Однажды я уже пыталась повлиять на Могучего Быка, но жестоко поплатилась; эти три дня высочайшею неудовольствия оказались худшими днями моей жизни. Он любит меня, но в вопросах политики он прислушивается только к мнению Старшей жены.