Дворец грез

Мое наказание длилось три дня, молчание фараона будто возвело вокруг меня неприступную стену. Женщины осторожно поглядывали на меня. Их служанки приветствовали меня почтительно, но очень холодно. Хатия просто сразила меня; на второй день, но дороге в ванную комнату, я столкнулась с ней, и она улыбнулась мне с такой неприкрытой злобой, что у меня волосы зашевелились на голове. Я ненавидела их всех: глупых, ограниченных самок; служанок, с их бессмысленным снобизмом; испорченных, капризных детей, вечно вертевшихся под ногами. Мне хотелось закричать, броситься на них с кулаками, но я с гордо поднятой головой шествовала из своего привилегированного жилища в ванную комнату или из бассейна на лужайку, где выполняла обязательные упражнения, не обращая внимания на их жадные взгляды.

— Ничего, — сказала Гунро, заглянувшая ко мне. — Это ненадолго, Ту. Рамзес обычно не прислушивается к разумным советам женщин, с которыми спит, если только это не царица или Старшая жена; он считает это унизительным для мужского самолюбия, а тем более если ему пытаются навязывать какие-либо политические решения. Ты разозлила его, но все равно он без ума от тебя. Он скоро даст о себе знать. — Она улыбнулась мне — само воплощение кипучего здоровья и красоты, — и я вдруг почувствовала себя рядом с ней бледной и худосочной. — А если нет, ты всегда можешь выбрать одну из нас для любовных утех. Знаешь, удовольствие от женских рук не меньше, чем от мужских.

Я что-то ответила ей с кислым видом, но она оказалась права, потому что вечером третьего дня меня вызвали в царскую опочивальню. Обмирая от страха, я ждала, что мне придется завоевывать фараона снова и снова.

Я еще не закончила ритуальный поклон, как он бурно приветствовал меня, заключив в свои объятия, и увлек к накрытому столу, на котором были сладости и вино. Не отпуская мою руку, он усадил меня в кресло и наклонился, изучая мое лицо с улыбкой неподдельной радости.

— Моя дорогая Ту, — сказал он, — я так скучал по тебе! Без твоего тела мое ложе было холодным и унылым, я плохо спал. Как ты? Ты немного бледна. Может быть, ты тоже скучала по мне?

Он говорил так, будто мы не виделись долгие месяцы, а не три мучительных дня, и я подумала обиженно, что если он так сильно скучал по мне, то это его вина; и все же я не могла не ответить соответственно, чтобы рассеять его сомнения.

— Мои царь. — сказала я, — конечно, я скучала по тебе! Я ужасно боялась, что серьезно оскорбила тебя и ты прогнал меня навсегда.

Он погрозил мне пальцем, сел в кресло напротив и поднял брови.

— Ты действительно оскорбила меня. И я наказал тебя, моя госпожа. Давай не будем больше говорить об этом. Расскажи мне лучше, что сказал Атирма о твоей земле. Я слышал, он возил женщину-смотрителя с собой в Фаюм. Очень интересно!

Я взглянула в его темно-карие, живые глаза и подумала, как жестоко недооценил Гуи этого человека, который так горько и трезво осознавал четкие границы своего могущества, но к тому же еще и умел держать руку на пульсе, и был прекрасно осведомлен обо всем, что происходит в его владениях. Впервые ко мне пришло осмысление того, что Гуи, без сомнения, влиятельный и умный человек, привилегированный врачеватель, вхожий в покои всех членов царской семьи, хуже, чем я, оценил истинный непреклонный характер Рамзеса; эта мысль повергла меня в замешательство. Но, возможно, Гуи не приходилось так близко сталкиваться с фараоном, как мне, и он не слышат его ясного, сжатого изложения ситуации. Я, как могла, живо описала ему свои дела с Атирмой и Вией. Это было нетрудно. При мысли о собственных владениях я приходила в восторг и мне не нужно было притворяться оживленной. Рамзес слушал с самодовольной улыбкой.

— Я счастлив, что смог доставить тебе такую радость, мой маленький скорпион, — наконец сказал он. — Твои слова воодушевили и заинтересовали меня. Как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой совершить путешествие до Фаюма и вместе осмотреть этот благословенный кусок египетской грязи, который так вдохновляет тебя?

— О Рамзес! — воскликнула я, вскочив с кресла и забираясь к нему на колени. — Ты замечательный человек, я так люблю тебя! Мне бы хотелось этого больше всего на свете!

— Я не человек, я бог, — ответил он, как всегда умиляясь моему восторгу и обнимая меня за талию. — И я надеюсь, есть на свете кое-что еще, чего ты хотела бы еще больше, иначе твой царь был бы горько разочарован.

Он тяжело поднялся со мной на руках, добрался до ложа и бросил меня на него. Мы смеялись. Рухнув рядом, он притянул меня к себе и начал жадно целовать; к своему огромному удивлению, я поняла, что соскучилась по запаху его кожи и вкусу губ. Желание вспыхнуло по мне, и я со стоном поддалась ему, не думая уже ни о чем.

Он не настаивал, чтобы я осталась на всю ночь. Когда он, наконец утомившись, уснул, я оделась, и Паибекаман выпустил меня в прохладных коридор. Придерживая для меня дверь, он тихо сказал:

— Мастер желает встретиться с тобой как можно скорее.