Двор Крыльев и Гибели (ЛП)

Боль, словно удар по груди, прошла сквозь него, но он пересек ковер. Он заставил свои руки не дрожать, пока он наливал чай в чашку и садился в кресло, расположенное напротив кресла Нэсты.

— Здесь есть тарелка с печеньем. Хочешь несколько?

Он не ожидал, что она ответит, и решил подождать еще минуту, прежде чем встать с кресла и уйти, благополучно избежав возвращения Нэсты.

Но его внимание привлек солнечный свет, падающий на золото — и Элейн медленно повернулась, отворачиваясь от окна.

Он не видел ее лицо полностью с того дня в Хайберне.

Тогда оно было напряженным и испуганным, потом совершенно пустым и ошеломленным, ее волосы разметались, ее губы посинели от холода и шока.

Глядя на нее сейчас...

Да, она была бледной. Безучастность все еще сглаживала ее черты.

Но он не мог дышать, когда она полностью повернулась к нему.

Она была самой красивой женщиной, какую он когда-либо видел.

Предательство, тошнотворное и жирное, скользнуло по его венам. Однажды он сказал то же самое Джесминде.

Но даже когда позор поглотил его, слова, чувства пели, Моя. Ты моя, а я твой. Мейт.

Ее глаза были карие, цвета оленьей шерсти. И он мог бы поклясться, что в них что-то вспыхнуло, когда их взгляды встретились.

— Кто ты?

Даже без разъяснений он знал, что она осведомлена о том, кем он является для нее.

— Я Люсьен. Седьмой сын Высшего Лорда Осеннего Двора.

И абсолютная пустота. Он рассказал все, что знал, Говорящему с тенями — о своих выживших братьях, о своем отце. Его мать... он скрыл некоторые детали, не относящиеся к делу и совершенно личные. Все остальное — ближайшие союзники его отца, самые коварные придворные и лорды... Он рассказал все. Конечно, информация была устаревшей, но когда он эмиссаром, по полученной информации, он знал, что особо ничего не изменилось. В любом случае, они действовали так же в Подгорье. И после того, что случилось с его братьями несколько дней назад... Он не чувствовал вины, когда рассказывал Азриэлю все, что знал. Ничего из того, что он чувствовал, когда смотрел на юг — в сторону обоих дворов, которые он называл домом.

Долгое время лицо Элейн не двигалось, но эти глаза, казалось, немного сосредоточились.

— Люсьен, — наконец сказала она, и он сжал свою чашку, чтобы не содрогнуться от звука своего имени на ее губах. — Из рассказов моей сестры. Ее друг.

— Да.

Но Элейн медленно моргнула.

— Ты был в Хайберне.

— Да.

Это было всем, что он мог сказать.

— Ты предал нас.

Он хотел бы, чтобы она вытолкнула его за окно, перед которым стояла.

— Это... это было ошибкой.

Ее глаза были искренними и холодными.