Двойное дно

Очень нескоро подошёл ближе. Дождь всё сыпал и сыпал на голову, на плечи тяжёлые капли. Просто глубокая лужа на асфальте. Она пузырилась под градом водяных снарядов, и чудилось, что в ней растворяется, расплывается какое-то пятно. Тёмное, но дикая уверенность нашёптывает, что оно красное. Стоишь, боишься пошевелиться, как будто кто-то сейчас тебя схватит и начнёт обвинять в чём-то. А может, боишься, что если только двинешься, то потеряешь равновесие и упадёшь. Стоял, пока не кончится дождь. Я научился замирать надолго.

На следующий день пришёл, когда тучи ещё только начали собираться. Посмотреть. Невозможно жить одному с неясным, сумрачным, сжимающим ощущением пустоты внутри. Со стороны глянуть – вроде человек, а на самом деле только оболочка, за которой ничего нет. Как будто вычерпали до дна, и теперь там не осталось ни капли смысла. Все вокруг какое-то стало тусклое, невзрачное. Смотришь в экран, а ничего не видишь; ловишь себя на том, что слушаешь шум падающих капель; где-то в голове. И царапины чешутся. И всё тело ноет, когда в воздухе ощущается запах влаги. Когда вот-вот хлынет дождь. Только тогда обостряются чувства, и действительно хочется смотреть вокруг. Просто смотреть; и почему-то хорошо. Только тревожно. Особенно, когда приходил туда. Но всё-таки приходил. Как призрак наблюдая за своими развалинами.

Когда тот мужик, невзирая на лужи, широко шагал сюда, сразу стало понятно, что всё будет плохо. Он шёл без зонта, с упрямым видом, что-то бормоча себе под нос. Мелькнула мысль, что этот выберется. А значит, будешь не один. Хотя под льющимися потоками различить то место уже было нельзя, оставалось метров двадцать, когда с ужасом дошло, что мужик пьян. Не выберется. Закричал, рванул мужику навстречу, но тот ничего не слушал и шёл вперёд. Спихнуть такого здоровенного с дороги невозможно, маша руками и что-то говоря, остаётся только отступать перед крепкой фигурой, прущей вперёд. Пока не понимаешь, что отступать, возможно, уже некуда. Встал как вкопанный; и тут верзила свернул, выругавшись, оттолкнул и пошёл через улицу. А я широко раскрывающимися глазами следил за его невероятно замедлившимся шагом в сторону, и, опрокидываясь навзничь, ощущал, как капли вбивают меня вниз, – каждый удар, каждая капля маленьким, но тяжёлым грузом направляла туда. Удар был сильным, но сотрясение получило только моё сознание. Дважды. Первый раз, когда падение только началось. А второй, когда стало ясно, что дождь продолжается.

Голова раскалывалась от боли, но приподнявшись, я всё-таки различил знакомые очертания рядом. Дом. Это было невероятно. Это просто чудо. Пока проходила боль, прошла часть страха. В следующие солнечные дни я действительно радовался солнцу. Спал отвратительно, но на улицу-то выходил. И даже вышел на работу; ищу новую.

Дождь застал меня врасплох. Хотелось его не замечать, куда-то спрятаться и не думать о нём. Думать о солнце. Но это было невозможно. И я побежал, со всех ног, почти так же быстро как тогда… Я буквально плюхнулся перед этой тёткой с сумками, загородив ей проход. Она закричала: было что-то оскорбительное про пьяную рожу. Но, к счастью, дождь был сильный, и ей не с руки было ругаться. Хотя удаляясь, она ещё крикнула, что я залил ей сумки и одежду, и что совести у меня нет, и стыда нет. Нет, стыд есть. Сейчас я сижу в луже, весь мокрый. Дождь не прекращается, и мне страшно стыдно. Выгляжу как дурак, как кретин. Стараюсь не смотреть в лица проходящим мимо; те, кто до последнего глядит под ноги, вообще чуть не отпрыгивают от меня. Чувствую себя конченым дебилом! Надо будет что-то придумать: разрыть ямину или притащить какое-то препятствие. Но всё это будут устранять. Придётся делать снова, надо что-то придумать.

Хорошо, что повторно на меня не действует. А вдруг оно вообще больше никого не затянет? Вдруг это кончилось? Но пока я не знаю, как это проверить. Поэтому вставать нельзя

.