Читаем Двойничество полностью

Подводя некоторые итоги, следует отметить, что архетип двойниковантагонистов восходит к архаическому мифу о культурном герое. На какомто этапе ( Е.М.Мелетинский полагает, что в период разложения родового строя31) этот образ раздваивается и появляется пары типа : серьезный персонаж, ответственный за порядок в космосе, и пародирующий его трикстер. При этом многие функции культурного героя сохраняются у трикстера в сниженном, как бы перевернутом виде, иногда приобретая оттенок демонизма (скандинавский Локи). Функция пародирования, на наш взгляд, первоначально служила маркировке отличий двойников. За каждым из двойников как бы закрепляется свое пространство. Двойники (кавказские Сырдон и Сослан, маланезийские То Кабинана и То Карвуву, Прометей и Эпиметей, Один и Локи) связаны, как правило, отношениями родства (иногда имеют общую мать) или побратимства. Последнее можно рассматривать как след их прежней единой природы.

Генезис двойничества свидетельствует о том, что главным импульсом к развитию этой структуры было осознание социальных процессов. Бинарная модель двойников-антагонистов является частным, хотя и весьма существенным выражением бинарности конструирования мира человеческим сознанием в целом. Двойничество - это реализация бинаризма в плане осознания социальной роли человека.

Если мифы о едином первосуществе фиксировали осознание человеком своего места в природе, среди других ее существ и явлений, то двойниковые прастркутуры моделируют социальную организацию человеческой жизни, осмысливают место человека среди других подобных ему и отличных от него существ.

Важнейшим признаком ЛЮБОГО ТИПА ДВОЙНИЧЕСТВА является наличие у его агентов общих корней. Выражение "общие корни" следует понимать достаточно широко, включая в него любые рудименты первоначального единства.

Самый древний и очевидный след этого единства - двойники-братья, часто восходящие к мифологическим близнецам. В литературе, однако, братья встречаются не так уж часто. Гораздо распространенней оказываются субституты "братства": побратимы, крестовые братья, друзья. Двойникибратья часты в "близнечном типе": Менехмы, русские Фома и Ерема из сатирической повести 17 века, братья Красовы из "Деревни" И.А.Бунина.

Иногда общее происхождение двойников мистифицируется и вместо физического братства возникает родство духа, мотивирующее однако полное телесное сходство. Пример - новелла Гофмана "Двойник", где герои похожи потому, что были зачаты в одну ночь двумя разными женщинами, влюбленными в одного человека, хотя и от разных отцов.

Иногда мы сталкиваемся с братьями по отцу. При этом черты трикстера, иногда демонического характера, приобретает бастард. Это можно наблюдать и в фольклоре, и в литературе. Например, в узбекском эпосе "Алпамыш" герою противопоставлен сын рабыни Ултантаз, который пытается в отсутствие Алпамыша вступить в брак с его женой и захватить власть. Отношения "законный- незаконный" сыновья можно обнаружить в таких парах, как Эдгар и Эдмонд ( "Король Лир" Шекспира), Иван и Смердяков ( "Братья Карамазовы"), отчасти, Герман и Феликс ( "Отчаяние" В.Набокова). Особый и редкий случай - разнополая пара Виола и Себастьян из комедии Шекспира "Двенадцатая ночь". Двойничество здесь связано с травестированием и как бы инициируется карнавальной стихией.

В связи с дружбой в роли субститута родства стоит обратить внимание на такое явление, как "эпическое двойничество". Оно характеризуется своеобразной асимметрией: один из двойников - эпический герой - в паре выступает как ведущий, главный. Другой двойник имеет вторичную функцию, как бы оттеняя героическую избыточность эпического героя.

Отношения героев внутри эпического двойничества - своеобразный патронаж, в средневековом эпосе, например, двойники иногда связаны вассально-сюзеренными отношениями, как Гунар и Хегни в героических песнях "Старшей Эдды". Сюжет об эпических двойниках всегда связан с темой героической гибели, при этом друг эпического героя всегда погибает первым.

Наиболее архаический вариант эпических двойников в письменном эпосе можно обнаружить в "Песне о Гильгамеше". Здесь различие между двойниками обусловлено остатками древнего двоемирия, описываемого оппозицией "природа - культура". Друг Гильгамеша Энкиду - дикое лесное существо со следами зооморфного происхождения. Гильгамеш - человек цивилизации- приобщает Энкиду к культуре, как бы патронируя его, играя роль "культурного героя". То, что Энкиду умирает первым, вызывая этим у Гильгамеша трагическую мысль о смертности всего земного, объясняется, вероятно, генетической близостью этого образа животному миру, ассоциирующемуся с хаосом и смертью. Он как бы "оттягивает", принимает на себя и одновременно актуализирует смерть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология