Двойная жизнь Чарли Сент-Клауда

Тесс были известны два отличных способа определить силу разбушевавшейся стихии. Первый был основан на формуле, выведенной в девятнадцатом веке британским адмиралом Бофортом и названной в его честь: скорость ветра в узлах плюс пять и полученную сумму разделить на пять. Наскоро решив в уме это уравнение, Тесс получила десять. Значит, десять баллов по двенадцатибалльной шкале. Весь вечер водяные горы обрушивались на судно, рассыпаясь при этом в гигантские облака пены и брызг, теперь же они набегали плотной водяной стеной, били по корпусу изо всех сил и катились дальше. Это означало только одно: шторм все еще набирает силу.

Однажды Тесс уже доводилось оказаться в море в десятибалльный шторм. Было это во время семейного плавания по заливу Мэн. В ту ночь она изобрела свой собственный метод определения силы шторма: менее научный, но достаточно эффективный. Назвала она его шкалой Кэрролла — в честь отца. Главным показателем для вычислений было количество пригоршней соленой воды, которую приходилось то глотать, то сплевывать в момент встречи с очередной волной. Любое число, превышающее три, давало не слишком воодушевляющий результат: нужно быть полным идиотом, чтобы в такой шторм не постараться найти на судне более или менее безопасное место и спрятаться там.

«Керенсия» взбиралась по склону набегавшей водяной горы почти вертикально. То и дело возникало ощущение, что она вот-вот опрокинется на корму, а затем — вверх килем. Тесс затаила дыхание и сжала зубы, наблюдая, как перед ней вздымается гигантская стена воды. Вдруг она услышала громкий треск наверху и, подняв голову, увидела, что указатель направления и скорости ветра, а также и другие приборы, закрепленные в контейнере у самой вершины мачты, сорвались с кронштейнов и исчезли в темноте.

Мгновения, пока внимание Тесс было отвлечено утратой части навигационного оборудования, оказалось достаточно, чтобы шлюп чуть изменил курс, и удар новой волны пришелся не строго в нос, а сбоку — с правого борта. Тесс отбросило от штурвала, швырнуло о комингс рубки, и, застонав от боли, она сползла к самому борту по палубе, которая стояла едва ли не вертикально. На долю секунды ее лицо оказалось буквально в нескольких дюймах от поверхности беснующегося моря.

«Керенсия» продвигалась не столько вперед, сколько в сторону, сносимая порывами ветра. Снасти стонали под напором урагана. Простор океана был почти сплошь белым от поднятой ветром пены. Заглотив еще немного этого взвешенного в воздухе рассола, Тесс поняла, что пора уходить в рубку.

Подтягиваясь на руках и упираясь ногами, она пробралась к задраенному входу в каюту. Перекинув в рабочее положение тумблер автопилота, она слегка откорректировала курс так, чтобы шлюп все время держался против ветра. Затем она стала ждать момента, когда можно будет рискнуть, чтобы проникнуть внутрь рубки. Тесс прекрасно понимала, что на это у нее будет не больше десяти секунд.

Три… два… один…

Палуба чуть выровнялась, и Тесс бросилась к люку: несколько привычных движений, и фиксаторы были открыты. Став обеими ногами на верхнюю ступеньку ведущего в каюту трапа, Тесс попыталась отстегнуть страховочный линь. Ее пальцы совсем онемели, да к тому же толстые неопреновые перчатки не способствовали повышению чувствительности. Несколько мгновений она даже не могла нащупать карабин. У нее оставалась всего пара секунд: нос шлюпа уже начал задираться к небу.

Грозная, словно накопившая в себе всю злость океана волна накрыла шлюп. Буквально в этот же миг Тесс отстегнула линь, соскользнула в каюту и — уже под потоком морской воды — практически на ощупь вжала герметичный люк в пазы и задраила его. Несколько секунд она неподвижно просидела в полной темноте, прислушиваясь к рокоту океана за бортом, к стонам и потрескиваниям, издаваемым корпусом шлюпа, и к стуку собственного сердца. «Керенсия» просто изнемогала под натиском разбушевавшейся стихии. Тесс подобралась к пульту управления, села за штурманские приборы и включила свет. Здесь, в герметично задраенной каюте, она могла себе позволить снять неопреновый капюшон и перчатки. Ее волосы насквозь промокли, лицо горело от соленой морской воды, но о том, чтобы высушиться и привести себя в порядок, сейчас не могло быть и речи.