Читаем Двойная жизнь полностью

В зале стоит трюмо (старинное, громадное, из карельской, вроде бы, берёзы), и стоит со времён незапамятных: видело младенцем не токмо меня и папеньку, но и папенькиного папеньку тоже. Когда я прохожу мимо этого трюмо, то даже краем глаза стараюсь не смотреть в зеркало, где – знаю - отражаюсь в полный рост. И проделываю это не из-за глупых суеверий, а просто потому, что не люблю на себя глядеть, и даже бриться привык на ощупь. Девка Парашка, зная… Стоп! Какая ещё девка? Откуда она взялась?

Так-так-так… А-а, вспомнил! Парашка – дворовая; то бишь, бывшая. Как и всякая другая молодица, окончившая полный курс дворового университета, она врождённая ленивица и хитрунья: зная мою нелюбовь к зеркалам, раз или два в месяц протирает трюмо от пыли, а до самого зеркала ни за что не дотронется: не требуют – ну, стало быть, и тряпкою размахивать незачем. И ежели мне вступит вдруг в голову подойти к трюмо – посмотреть на себя, так, чего доброго, из непроглядной от пыли зеркальной глубины чёрною тенью выметнется призрак, обряженный в срамные одёжи, с расписною, как у полинезийцев, кожею лица и рук, с перстнями в ушах, ноздрях, губах и – даже думать отвратно – на языке, или безумно закривляются, залягают ногами, захохочут небывало охальные, простоволосые фата-морганы…

Может быть, я призрак и есть? Брожу по дому, воображаю себя живым, а сам по рассеянности прохожу бестелесным туманом сквозь стулья, столы, горшки с геранью и толстенные, в два обхвата, брёвна стен? Нет, нет! Я очень даже хорошо помню: когда проходил мимо трюмо, в зеркале тоже кто-то прошёл (и ежели это было не моё отражение, так чьё же?), а, как известно, зеркало призраков не «видит» и не показывает…

…Странные у меня мысли!.. Словно бы я сейчас сплю… Это раздвоение сознания, вот что! Это надо же…

Голос отчётливо, осуждающе вычеканивает:

- Это надо же так убиваться!

«Кто это? Парашка?»

Второй голос (он тише, миролюбивее) добавляет:

- Подумать только… Из-за какого-то грязного поддона в микроволновке…

«Значит, я не сплю; я на работе».

Бумажный шорох. Шелестящий, присвистывающий на согласных звуках, шёпот:

- Я давно уже заметила… да-да… уставится в стену… глаза жуткие…

- Выйдешь замуж - ещё не то увидишь! - утешает чеканный голос.

Сопение, обиженное шмыганье носом:

- Вы, Нелли Германовна, мне не верите, а я правду говорю. И сны у него странные, он сам, помните, рассказывал…

«Больше ничего рассказывать не буду!»

- Ты, Светка, в документы смотри… куда дырокол задевала… степлер где…

Голоса раздробляются, откатываются, гаснут.

…Хочется забыть этот сон, да вот только как? И Онуфрий Пафнутьевич не даёт покою: зачем спешил-летел в этакую-то непогодину – калмыцкими рысаками побахвалиться? Знамо, он честолюбив, - что да, то да! - но здесь не этот случай, здесь явно другое устремление…

…Готов побиться об заклад - без исправничихи Альбины Ильиничны не обошлось!

Перейти на страницу:

Похожие книги