Меня обижает, что мама не выражает ни малейшей радости, будто я её не с родными внуками знакомлю, а с какими-то чужими, соседскими. Концентрируясь на этой обиде, не сразу вдумываюсь в смысл её последних слов. Но потом они воспринимаются как-то двусмысленно.
– “Всё-таки родила”?
Переспрашиваю, пытаясь уловить ускользающий от меня смысл. Я не посвящал маму в свои планы относительно того, как я собирался отвоёвывать Лину у её отца. Никто, кроме Тагира, не был в курсе того, что я хотел, чтобы она забеременела. И друг вряд ли мог маме об этом рассказать. Откуда она узнала о беременности?
– Мама, что значит “всё-таки родила”?
Догадка ударяет в голову, будто удар битой.
– Арслан, идите помогите, пожалуйста, бабушке на кухне, – отсылаю детей, чтобы не вести этот разговор при них.
Стоит им выйти, снова обращаюсь к маме с прямым вопросом:
– Ты знала, что Айлин была беременна?
Не верю в то, что произношу. Потому что если она знала о беременности, то… Даже думать об этом страшно. Мама молчит.
– Знала? – повышаю голос и тут же одёргиваю себя.
Что бы сейчас ни ответила, вижу, что знала. Знала! Мама знала! Она знала и ни слова мне не сказала! Я прожил десять лет в аду, а она молчала!
– Да. Но надеялась, что ей хватит ума сделать аборт.
– Что? Что ты сказала? – внутри всё обрывается, я падаю и лечу в бездну.
– Да! Да! Я знала, что она не погибла вместе с семьёй, знала, что она была беременна. Она приходила ко мне, когда ты в больнице лежал. Что ещё ты хочешь от меня услышать?
– Ты обманула меня, что Айлин умерла, зная, какую это причиняет мне боль? Ты молча смотрела, как я убивался на кладбище?
– Я должна была как-то защитить тебя от них! Ты что не понимаешь, что они бы тебя убили? И потом, это не я тебе сказала о её смерти, а кто-то другой! Я лишь не стала тебя разубеждать.
– Мама, – мой голос вдруг непривычно хриплый и низкий, сам себя не узнаю. – Ты меня убила. Тогда… А сейчас сделала контрольный выстрел в голову.
Поднимаюсь, выхожу из комнаты. Мыслей нет. А в душе такое отчаяние, что хоть в петлю лезь…
Глава 13
Айлин
С тяжёлым сердцем покидаю наблюдательный пост. Замёрзла, устала, сил стоять больше нет. Нужно поскорее найти себе место для ночлега. Лёня обещал позвонить вечером – может, завтра он позволит мне увидеться с детьми. Слёзы катятся по щекам, едва успеваю вытирать их салфетками. За что он так со мной? Почему? Он стал таким бездушным и злым, что я его боюсь… От него можно ожидать чего угодно.
Захожу в кафе, беру себе чёрный чай с лимоном и самый дешёвый пирожок. Я сегодня ещё не завтракала, но голод только сейчас заявил о себе. Пока жду, чтобы раскалённая жидкость остыла до комфортной температуры, набираю девочке-риелтору, с которой созванивалась накануне. Она обещала подобрать мне недорогие варианты, чтобы остановиться на первое время. Нужно экономить деньги – неизвестно, когда удастся устроиться на работу и получить первую зарплату. Не забыть бы спросить у Лёни, что он считает нормальной работой, чтобы избежать потом претензий и оскорблений.
С жильём везёт. Соглашаюсь на первое же место, которое девочка предлагает. Цена по столичным меркам копеечная, потому что это студенческое общежитие. Сейчас университеты на карантине, занятия дистанционные, так что народу мало. Комендант предупреждает, что топят плохо – поддерживают только санитарный минимум, но зато выдаёт мне целых три одеяла и обещает вечером ненадолго занести “дуйку”, чтобы прогреть комнату на ночь.
Отправляю Лёне сообщение, что устроилась пока в общежитии, и скидываю на всякий случай адрес. Вряд ли он ему нужен – даже и речи не может быть о том, чтобы он привёл сюда детей. Но сказал прислать – и я не решаюсь ослушаться. Злить его опасно.
Снимаю пальто и сапоги, поначалу холод не чувствуется, но подозреваю, что это ощущение обманчивое. На всякий случай натягиваю тёплые носки и свитер, отправляюсь на кухню, чтобы сварить макароны и яйца. Ругаю себя за расточительность, но мне нужны силы, чтобы устроиться на работу, а для этого я должна хорошо питаться.
Заношу в комнату дымящуюся кастрюльку, но только приступаю к еде, как раздаётся стук в дверь. Разочарованно отрываюсь от трапезы и бреду к двери. На пороге стоит Лёня. Шокированная его появлением, не догадываюсь пригласить войти. Стою молча, как вкопанная, с широко открытыми глазами. Он первый нарушает тишину.
– Ты одна?
Странный вопрос. Он решил, что я сюда мужчину приведу? А может… сам решил воспользоваться тем, что я одна? Страшно… Гадаю, что ему могло понадобиться от меня и зачем он пришёл. От усталости и слабости едва стою на ногах. Если он захочет войти и сделать что-то плохое, вряд ли я смогу ему помешать.
– Конечно. Что случилось? – наконец отмираю и делаю шаг назад, впуская его в комнату.
Лёня закрывает дверь и как-то странно смотрит, будто не в себе, не на шутку пугая этим взглядом.
– Лёня, что случилось? – пытаюсь найти объяснение его визита. – Что-то с детьми?
Молчит, продолжает прожигать меня взглядом. Дрожу от волнения и страха.
– Скажи, не молчи! – требую настойчивее, как только могу себе позволить.