Вся прелесть общения с номенклатурой доставалась главным тренерам. «Наезды» и жесткие разборы полетов касались в основном их. Невыполнение «плановых» показателей, как правило, заканчивалось для них плохо. Впрочем, случались и исключения — так, после бронзы в Мехико А. Я. Гомельский, проявив поразительную жизнестойкость, остался во главе сборной. Не устоял он только после провала на чемпионате мира в Любляне в 1970-м.
Во многом это общение отягощалось подковерной борьбой за тренерские посты, кознями и провокациями, в которых тренеры сами поднаторели. На спортсменов эта «борьба бульдогов под ковром» порой влияла, но опосредованно.
Присутствие «органов» в спорте в основном сводилось к ведению досье на спортсменов, регулярно бывающих за границей, с контролем их коммерческой активности и контактов с иностранцами. Разработки производились в отношении тех, кто слишком близко приближался к по-настоящему противозаконной деятельности или просто чересчур борзел. Кого-то могли лишь щелкнуть по носу, а кого-то упрятывали всерьез и надолго. В отношении прочих у Комитета всегда был компромат на случай необходимости, но я не припомню случаев, чтобы кого-то «вязали» абсолютно на ровном месте.
Зримо Комитет присутствовал в нашей жизни только в облике «заместителей руководителей делегаций» или «запасных спортсменов» при выезде за рубеж. Вели они себя, как правило, незаметно, но смотрели за всеми пристально и по окончании командировки готовили подробные отчеты.
С кураторами от КГБ иногда были связаны забавные истории. Одну из них я слышал от спортсмена из советской гребной команды, участвовавшей в мюнхенской Олимпиаде. В ресторане со шведским столом в олимпийской деревне к ним с напарником подсел «запасной спортсмен», который стал провоцировать ребят на разговор о преимуществах капиталистической системы над советской: «как у них тут все красиво и хорошо устроено, не то, что у нас» и т. д. Чтобы беседа складывалась органично, себе он тоже взял обеденную порцию.
Гребцы — народ прожорливый, в отличие от баскетболистов, и парни просто молча слушали «товарища по команде», поглощая немалое содержимое своих тарелок. Покончив с ним, они так же молча встали и отправились к шведскому столу, где «повторили» заказ, вернулись за свой столик и продолжили обед. Чтобы не терять нить разговора, офицеру пришлось, скрепя сердце, также взять себе добавку и, уже давясь ею, дальше излагать свои соображения. Но когда гребцы, угрюмо сожрав вторую порцию, по-прежнему молча отправились за третьей, провокатор понял, что «такой народ никому не победить», и ретировался.
Порой такие комедии приобретали драматический оттенок. На Олимпиаде в Мехико на продаже привезенного из Союза товара комитетчики поймали барьериста Кудинского. Руководство жестко и недвусмысленно обозначило его перспективу: «Если не будешь в тройке» Парень был настроен побить все существующие рекорды, чтобы реабилитироваться. Но на этом его несчастья не закончились.
Непосредственно накануне старта легкоатлеты, жившие в соседнем от нас блоке олимпийской деревни, устроили какую-то потешную возню, подшучивая друг над другом. Один спортсмен, обидевшись на Кудинского за слишком агрессивные насмешки, вскочил и. нанес бегуну мощнейший удар ногой в пах. На этом все, по сути, и закончилось. На старт в финальном забеге на следующий день бедолага все- таки вышел, но не дотерпел до финиша и сошел. Не знаю, в какой степени спортивное руководство привело свои угрозы в исполнение, но больше я фамилии «Кудинский» не слышал никогда.
Временами политика все же вмешивалась в наши планы более заметно. Например, после 1973-го года занятный характер приобрело участие ЦСКА в Кубке европейских чемпионов. Несколько раз на какой-то из ранних стадий розыгрыша волей жребия (или чьей-то еще?) мы стали встречаться с израильским «Маккаби», а волей Политбюро наше противостояние стало трагикомическим.
Советское руководство любило практиковать политические демарши в виде невыезда наших спортивных команд в страны с не устраивающим СССР политическим режимом. Это вполне вписывалось в контекст политической травли, развернутой в советских СМИ по какому-либо поводу. Заголовками «Свободу Луису Корвалану» [18],«Руки прочь от Вьетнама» пестрели тогда все отечественные издания.
Всем известна неявка футбольной сборной на отборочный матч против Чили, стоивший нам финала чемпионата мира. Реже вспоминают отказ баскетбольной сборной, уверенно шедшей к победе в финальном турнире чемпионата мира 1959 года, выйти на игру против Тайваня, что повлекло дисквалификацию команды.
Выезд спортсменов страны победившего социализма в Тель-Авив в разгар «еврейского вопроса» [19]был категорически недопустим. В результате в гостевой встрече ЦСКА засчитывали техническое поражение. Но и это было еще не все. Приехать на игру в столицу нашей Родины израильтяне тоже были недостойны, и «домашние» игры против «Маккаби» мы проводили в Бельгии, т. е. фактор «своего поля» практически не использовали.