Движение. Место второе

В ту ночь мальчик не мог заснуть. Лежал, зарывшись головой в подушку, и думал о том, что как раз подушку-то он и забыл отнести ребенку. Потом мысли рисовали ему образ ребенка скорчившегося на полу шалаша. В лесу, в темноте.

Если бы этим мысли и ограничивались, то, наверное, ему и удалось бы поспать, но мысли продолжали крутиться вокруг внешнего вида ребенка и того, через что ему, должно быть, пришлось пройти. Сломанные зубы, кривые пальцы.

Как только мальчик закрывал глаза он ощущал себя запертым в тесном, темном помещении. Распахивается дверь, чьи-то руки хватают его, кто-то бьет его ногами и руками, и еще кое-что похуже. Использует орудия.

Он никак не мог отделаться от видений, но наконец нашел способ справиться с ними. Вместо того чтобы быть жертвой насилия, он воображал, будто агрессор он сам. Это также было отвратительно, но здесь была хоть капля удовлетворения. У него была власть. Эта утешительная мысль позволила ему наконец заснуть.

* * *

На моем бюллетене было написано, что я должен голосовать в школе Блакеберга. До того момента, как я перенес в это самое здание элементы действия «Впусти меня», еще оставалось целых пятнадцать лет, но уже утром в день выборов, очнувшись от кошмарных сновидений, я ощутил навязчивый страх.

Я совсем еще не разделался с детством, и это было связано не только с той историей с ребенком в лесу. И более «нормальные» вещи мутным осадком лежали в сознании, и без необходимости я старался туда не погружаться.

Изоляция порождает эгоцентризм. В отсутствие внешних стимулов легко вообразить, что мир – это декорация, сооруженная, чтобы вращаться вокруг тебя. Когда я шел от станции метро Блакеберг к внушительному кирпичному зданию на улице Бьёрнсонсгатан, мне казалось, что все устроено ради моих взаимоотношений со зданием школы, все запланировано так, чтобы мы снова смогли встретиться.

Не знаю, можно ли считать это заблуждением или облегчением, но оказалось, что тот день вовсе не был задуман как «День возвращения молодого человека к своему прошлому», – это был день выборов в шведский риксдаг, муниципальные советы и региональные парламенты. В школьном дворе было много людей с партийными флагами, и они протягивали мне листовки, назначения которых я не понимал.

Мне объяснили процедуру, и я разложил свои голоса за социал-демократов по трем конвертам.

Когда я отдавал конверты ответственному представителю избирательной комиссии и он отметил меня в списке, я на мгновение пережил чувство «единения», чувство, что я являюсь частью чего-то большего, и понял: а ведь я и на самом деле хочу, чтобы победили социал-демократы. Не по причине каких-то глубоких убеждений, а потому, что это моя команда. Я же только что за них проголосовал. Тогда же я решил следить за подсчетом голосов вечером.

Ощущение принадлежности к чему-то поблекло, когда я вышел из помещения для голосования и поднялся на этаж выше, в мой старый школьный коридор. Он совсем не изменился, и пахло там точно так же. Смесью пота, бумаги, отвращения и гормонов. Я сел на скамейку перед входом в свой старый класс и попытался что-то почувствовать. Не чувствовалось ничего, кроме ностальгии, достойной лучшего применения, так что я взялся за свой блокнот, чтобы вызвать воспоминания не такого далекого времени.

* * *