Двигатель прогресса

Помните, как наши враги сознание потеряли?

Семён вспомнил, как под потолком появилась зелёная птица, как она вспыхнула и повалила этим светом полицейских.

– Ну, – только и сказал он.

– Её это рук дело, – сказал кто-то из толпы. – Берёт она недёшево, зато результат-с…

– Да неужто в Ярославле ведьмы могут свободно промышлять? Неужто их тут не ловят?

– Ловят, как и везде, – вздохнул Степан Трофимович. – Но Мануйлиха умеет прятаться, умеет прятаться. Сколько на неё облавы ни устраивали, она всё уходила. А поодиночке к ней все боятся сунуться. Так только, толпой нахлынут – а её уж и след простыл, и след простыл…

– Так что же, она, эта ваша Мануйлиха, и врачевать умеет?

– Умеет, как же не уметь, – сказал выступивший вперёд детина. – Меня в том году в поле косой посекли, во…

Он закатал штанину, показывая длинный и страшный шрам на ноге. -…Так если б не она – остался б хромой.

– Ясно, – сказал Семён. – Но, знаете, вот что-то не уверен я…

– Мы тоже, тоже стараемся её избегать, – поспешил заверить его Степан Трофимович. – Но иногда, вы знаете… Иногда цель оправдывает средства.

Семён подумал о научном собрании, о своём проекте двигателя на фотогене, и хмуро кивнул.

Вскоре Степан Трофимович выпроводил всех из квартиры и оставил Семёна одного. От эмоций прожитого дня у Семёна разболелась голова.

Промучившись часа два и даже разок всплакнув, Семён всё-таки уснул.

Разбудили его, когда солнце уже заливало комнату ярким светом. Открыв глаза, Семён увидел перед собой Степана Трофимовича.

– Проснулись? – спросил тот извиняющимся тоном. – Извините, что бужу. Но пришла Мануйлиха. Нужно принять, она долго ждать не станет, не станет.

У Семёна раскалывалась голова, дико хотелось пить и в то же время тошнило, но он только просипел:

– Хорошо.

Через минуту в комнату вошла низенькая плотная женщина лет пятидесяти, закутанная в шали и платки. Когда она села на табурет у постели Семёна, тот понял, что перед ним цыганка. Кудрявые и чёрные-пречёрные волосы, тёмные глаза и смуглая кожа. Улыбнувшись, она показала целый ряд золотых зубов.

– Оставь-ка нас, миленький, – обратилась она к Степану Трофимовичу.

Тот кивнул и вышел.

– Ну что, сердце моё? Головушка болит? То-то и оно, что болит, – начала цыганка. – Получил ты вчера по головушке неплохо, да ещё и моя ворожба сверху наложилась. Оно, конечно, не так, как на остальных, подействовало, но и без следа не прошло.

Она подняла руки с узловатыми пальцами и занесла их над Семёном. Пальцы задвигались, губы зашевелились, но слов Семён не разобрал.

– Что это вы, простите, делаете? – спросил он.

– Лежи молча, – только и ответила ведьма.

Минут пять ворожила колдунья, и пока она это делала, Семён чувствовал, как боль отпускает голову, как проходит тошнота, и как на душу ложится покой.

Закончив колдовать, ведьма устало опустила руки и усмехнулась.

– Ой, и смеху-то с тобой! – Она захихикала. – Ой, не могу! Прости, милый, не удержалась, заглянула на секундочку в твою пустую голову. Ой, держите меня!

Цыганка уже в голос захохотала, а Семён почувствовал себя смущённым.

– Что это вы смеётесь? – спросил он.

– Вот уж бунтарь! Ой, не могу! – Цыганка кончила смеяться и лукаво посмотрела на Семёна. – Этот-то, Стёпка, и не знает, что ты им не помощник, да? И не поняли, что тебе до их революций дела нет? Они-то уж из тебя и героя сделали, и людей собирают, и оружие чистят… Помирать за тебя готовы! А ты только и думаешь, как бы от них сбежать поскорей! Ох уж мне эти ваши бунты…

Цыганка встала и направилась к дверям. Остановившись у выхода, она ещё разок глянула на Семёна и сказала:

– Поберёг бы ты людей, механик. Сбежал бы сейчас. Не подставлял бы под пули других, раз уж своя голова еле на плечах держится.

Сказала и вышла. А Семён ещё долго смотрел на дверь и думал над её словами.

Остаток дня прошёл за сборами. К Степану Трофимовичу приходили какие-то люди, они шептались в коридоре и иногда робко заглядывали в комнату, но с Семёном заговорить не решались. Сам же Семён не вставал с постели – ел, когда перед ним ставили еду, а после снова проваливался в сон.

Окончательно разбудили его ранним утром следующего дня, когда за окном ещё было темно.

– Который час? – сонно спросил Семён, садясь на постели.

– Три часа, – ответил Степан Трофимович. – Простите, что так рано вас бб-бужу, но нам пора собираться.

Семён встал. Какая-то женщина принесла таз с водой, кусок мыла и полотенце. С удовольствием умывшись, Семён стал одеваться и тут кое-что вспомнил.

– Скажите, Степан Трофимович, а как мы до вокзала-то доберёмся? Меня же по всему Ярославлю искать должны.

– На этот счёт не волнуйтесь, не в-в-волнуйтесь. – Он вышел на минуту из комнаты, а когда вернулся, в руках держал два флакона синего стекла. – Вот, это надо выпить.

– Что это?

– Это мы купили у Мануйлихи. Зелье. Колдовской декокт, если угодно… В общем, в общем, если мы его выпьем, то сможем неузнанными до вокзала добраться.

– Это как так?

– Да вот так. Мануйлиха сказала, если выпьем, если выпьем, на нас и смотреть не захотят, а уж если кто на нас взглянет, не узнает. Даже и вовсе не разглядит.