– У тебя много теорий, так что сравнение некорректное, – был я пойман на отсутствии этой самой логики.
– Может, и так, – не стал я спорить.
– Я все равно пойду туда, если переход откроется, – неожиданно сказала Настя.
Она даже волосы расчесывать не прекратила, пока это говорила, поэтому я не понял сразу, что было сказано. Только через пару секунд дошло – вроде как дубинкой по голове тюкнуло. Сильно так тюкнуло.
– Не понял… ты серьезно?
– Мы собирались уходить вместе – вместе и пойдем.
– Я уже никуда не собираюсь, – обернулся я к ней. – Я остаюсь с тобой здесь. Ничего, зато поживем подольше. Сколько получится.
А что нам еще осталось? Только так. Да, когда Милославский мне это сказал, то, что тоннель не для всех, а только для нас с ним, получается, на меня как воз кирпичей вывалили, но решение пришло сразу, не было даже миллисекунды сомнения. Я остаюсь с ней. До конца, каким бы этот конец ни был. Здесь. Или не здесь. Где угодно, но с ней. А по-другому я никак не согласен.
Да, надо, надо искать этот проход, точнее – возможность им воспользоваться, хотя бы для того, чтобы сделать свою жизнь здесь лучше. Тем более что эта жизнь обещает быть очень длинной, хоть пока в это и не верится. Но жизнь здесь, с ней, не где-нибудь еще. Я не уйду без нее. Не смогу.
– Нет. – Она отложила щетку и повернулась ко мне: – Я не могу верить Милославскому до конца, как и ты. Хотя бы для того, чтобы забрать канал исключительно для себя, он наврет что угодно. Проверить, не сунувшись туда, все равно не выйдет.
Я подошел к ней, нагнулся, обнял сзади, прижавшись щекой к ее волосам.
– И что ты предлагаешь? – спросил тихо.
Я ожидал, что она скажет «я сунусь», но похоже, что таких слов она и сама сейчас испугалась. Просто обхватила мои руки своими, потом сказала так же тихо:
– Делай, что делал. Ищи этот выход, а там видно будет, – вздохнула она глубоко. – Если ничего не получится, то… то и не получится. А если… в общем, если будем близко, тогда и решим окончательно. Мне кажется, что тогда все станет ясно. Он же сказал, что с «посторонним» тоннель вообще не откроется?
– Он так думает – это всего лишь одна из теорий, – ответил я. – А может, даже теория у него другая, а это опять версия для нас.
– Поехали, – сказала она и, перехватив мой недоуменный взгляд, пояснила: – Завтра в Углегорск поехали. До того, как ты взял на себя какие-нибудь реальные обязательства перед Болотовым и Егоровым. Пока ты им разве что за борщ должен.
– Это верно, пока мы с этой стороны чисты, – согласился я и похвалил себя за то, что не развелся вчера на конкретный ответ.
А пока чем я им обязан? Обещание «присмотреть» за мной, смутное обещание что-нибудь дать, если мне это понадобится в процессе поисков, да и все. Нет, там меня за язык не подтянешь: пока деньги по столу не двигались и никто финансовых обязательств на себя не взял – сделки не было, были лишь намерения.
Милославский, конечно, правильно сделал, что Тенго привез и Ивана: этим людям я действительно доверяю. И полагаю, что для того, чтобы привлечь Тенгиза Абуладзе, Милославскому пришлось здорово наступить на свою гордость и, очень даже может быть, на свои интересы. Но ход был сильный. И Тенго – не тот человек, чтобы впустую что-то отвечать. Можно вообще в Захолмье переселиться и оттуда в Углегорск как на работу кататься – не знаю, правда, как это все может сыграть с поправкой на полеты Насти. Да и мне летать придется скоро. Хотя… час туда, час обратно… в Москве у меня дольше получалось от дома до офиса.
Ладно, об этом потом, пока надо о расставании с новыми союзниками подумать, а такой маневр надо делать аккуратно. Пока у нас здесь если не друзья, то и не враги, но если они увидят, что Милославский меня поманил и я сразу к ним спиной повернулся, – могут быть проблемы. Надо разруливать аккуратно, давить на то, что это единственный способ реально чего-то добиться. И при этом не акцентировать внимания на том, что добиваться я буду не для них. И не для профессора, если честно. Для себя. Ладно, подумаю до утра – и все станет ясно, как говорить, что говорить и с кем говорить.
– Да, поехали, – обернулся я к Насте, так и сидевшей у зеркала неподвижно. – Не завтра – завтра надо тут все прикрыть аккуратно, – а послезавтра с утра. И пока не домой, а в Захолмье, оттуда оглядимся.
– Мне летать надо.
– Пара дней. Все равно снег валит.
– Ладно, – вздохнула она. – По погоде посмотрим.
Ну вот и решили. К добру ли, к худу – там видно будет.
Милославский, к моему удивлению, приезжал вообще без охраны. Все трое прикатили на «шевролете» – за рулем Иван сидел. Действительно удивил: я профессора без двух охранников уже и представлять перестал. Думаю, что он и это просчитал – решил, что подобная «открытость к народу» вызовет больше доверия. Может, и вызвала: я не взвешивал, сколько доверия откуда пришло. Попрощались, я пообещал, что завтра с утра мы в Углегорск вернемся.