— Ей так лучше «ловится», — пояснил Михалыч, следя за моим удивленным взглядом, — это еще не все.
Справившись с наушниками, Вел вытащила из кармана что-то типа прищепки и прицепила на нос.
— А это что?! — ахнула я.
— Ее еще и запахи местные сбивают, — хмыкнул Михалыч, — тяжелая работа у человека.
Вампир стоял чуть в отдалении, сложив руки на груди и с выражением непередаваемой скуки на лице. Поймав мой взгляд, он чуть сощурил глаза и снова отвернулся. Меня передернуло, и я еще ближе придвинулась к медведю.
— Все, тогда начали, территории свои знаете, сбор у Рассвета, — Черт кивнул, махнул мне рукой и скрылся в одном из переулков.
Сначала казалось, что все так же, как и прошлый раз, — даже крепость руки Михалыча напоминала хватку державшего меня в тот раз Шефа. Мы довольно быстро шли по главной улице, и я едва успевала смотреть по сторонам, стараясь получить удовольствие от каждого пройденного метра.
— Почему мы так спешим? — не выдержала я, когда медведь в очередной раз дернул меня за руку, подгоняя.
— Потому что в тот раз ты была на увеселительной прогулке, а сейчас ты на работе, — оборотень быстро взглянул по сторонам и нырнул в какой-то неприметный переулок. Черные каменные стены, узкие высокие окна, переплетение каких-то веревок у крыши — мы словно оказались в каком-то восточном городе с их вечными петлями улиц.
Едва не задевая боками стены, мы пробежали переулок и вдруг вышли на широкую улицу, которая казалась ярче остальных.
— Что это за место?
— Вторая по значимости улица Города, — бросив по сторонам быстрый взгляд, будто опасался машин, медведь потащил меня на другую сторону. Мы уже почти ступили на тротуар, когда я поняла, что было не так.
— Люди?!
Вначале я просто не могла их заметить. Но вся улица была заполнена теми силуэтами, что я видела в прошлый раз. Я рванулась вперед к одному из них — и он просто прошел сквозь меня, как будто призраком была я.
— Что?.. — Меня вдруг замутило, и я прислонилась спиной к стене ближайшего дома. Мимо неслышно летели темные силуэты.
Где-то наверху вздохнул Михалыч.
— Впечатление гнетущее, я знаю. Иногда их больше, иногда меньше.
Я похлопала себя по карманам в поисках сигарет, вытащила пачку.
— Нервная у нас все-таки работа, — я кое-как прикурила, с наслаждением выпуская дым в ночной воздух.
Медведь оперся могучей рукой о стену дома и пожал плечами:
— Работа как работа. У каждого своя. Нефть добывать, я тебя уверяю, тоже не сахар.
— Ну они там под землей, — я потыкала вниз сигаретой, — хотя бы не встречают непонятных человекоподобных образов!
Повисла тишина. Я опасливо подняла взгляд на медведя. Он приподнял брови.
— Не надо. Не рассказывай мне, что они там встречают. Я по ночам орать буду, а живу одна, успокоить меня некому. Не надо, — я отлепилась от стены, глубоко вздохнула и кивнула: — Пойдем!
— Нам до конца и чуть направо, — махнул рукой вперед Михалыч, — улица довольно длинная, но ходить здесь легко, ты заметила?
Я рассеянно кивнула, убирая волосы от лица.
— Когда я тут была прошлый раз, призраков не было.
— Никто не спешил с объяснениями, да? — Медведь покосился на меня, продолжая тяжело ступать по брусчатке тротуара.
Я развела руками:
— Никто же не думал, что мне придется начинать так быстро.
— Мы предполагаем, а Бог — располагает, — и Михалыч вдруг истово перекрестился, глядя куда-то в сторону. Я чуть не споткнулась от удивления. Еще ни от кого в НИИДе я не слышала слов о Боге.
Начальство ничего не говорило. Однако наше положение «нечисти» (вампиры и оборотни наводили на мысль именно об этом слове) как-то не предусматривало теплых отношений с Богом и церковью. Лично я ничего не имела против, но сложившиеся за много веков стереотипы в отношении тех же оборотней предлагали серебряную пулю в качестве благословения.
А тут оборотень крестится.
Заметив мой удивленный взгляд, медведь улыбнулся, и я впервые увидела на его лице искреннюю радость. Смущало только то, что именно такую ее разновидность я видела у фанатиков-иеговистов.
— Удивляет, что я крещусь?
— Есть немного, — я смущенно хмыкнула, прикуривая новую сигарету. — Мы же вроде нечисть…
— Нет, — Михалыч улыбнулся, будто разговаривал с маленьким, непонятливым ребенком, — все мы Божьи твари. И если Господу нашему угодно было создать нас такими — значит, на то Его Промысел высочайший был. И все мы лишь по милости Его существуем, а если были бы противны природе Его и оку Его всевидящему, то и не было бы нас никогда или же умерли бы в одночасье…
Ого.
Я ничего не имею против верующих людей. Но от медведя явно несло фанатизмом, я почти физически ощущала этот запах легкого безумия. Такие не просто говорят — они норовят обратить на свою сторону и не принимают никакую другую точку зрения. И дело даже не в вере. В каждом деле есть свои фанатики — здесь важна не форма, а содержание.
— А почему тогда инквизиция гнала таких как мы на костер? — рискнула я, готовая в любой момент отскочить в сторону, — Михалыч больше не вызывал у меня ощущения безопасности и комфорта.