Двери в полночь

Было раннее утро. Город еще только просыпался, не зная, что за него шел бой, не зная, сколько жертв за него было принесено, сколько крови пролито. Все эти прохожие, с легким раздражением поглядывающие на группу грязных, едва держащихся на ногах людей, — все они не знали, что обязаны своей жизнью тем, кто остался Внизу. Мне хотелось подбежать к ним, к каждому прохожему, цедящему сквозь зубы «Ролевики чертовы…», встряхнуть так, чтобы зубы лязгнули, и утащить Вниз, показав всех тех, кто уже никогда не поднимется с земли.

Китти, вытащив меня Наверх, сейчас о чем-то быстро говорила с Виктором на своем вампирском наречии — ни слова не понять из-за скорости. Мы появились одними из последних, и я, чуть отойдя в сторону, тут же опустилась на ступени, пытаясь привести мысли в порядок. Трясущимися руками нашарила в карманах сигареты и даже зажигалку — они чудом уцелели этой ночью, скорее всего из-за того, что я практически не участвовала в боях. Я опустила голову, ощущая, как намокают под дождевой взвесью волосы. Сигарета потухла в пальцах, насочившись влагой. Внутри меня как будто все умерло, и я наблюдала за происходящим со стороны, рассеянно отмечая то одну деталь, то другую. О случившемся с Шеферелем я в прямом смысле не могла думать — мозг раз за разом давал осечку, не желая принимать случившееся. Ступор.

Спину ломило — перед подъемом Наверх крылья пришлось убрать, и теперь рана в одном из них отзывалась пронизывающей болью в правой лопатке. Придется идти к Борменталю.

При мысли о нем я обернулась на всех, кто вернулся, прикидывая, сколько работы предстоит нашему маленькому врачу.

Вел, хоть и держалась на ногах, была бледна как смерть и ни на что не реагировала, смотря куда-то перед собой. Ее вывели Наверх и просто оставили стоять, потому что она хотя бы могла это делать. Черт стоял, поджав левую ногу и закинув руку на плечи Жанне, которая, хоть и морщилась на каждом вдохе, могла похвастаться разве что глубокими синяками на шее, будто ее кто-то душил. Михалыч, какой-то потерянный, фактически держал на руках белого как полотно Всполоха, и по тому, как свисали его ноги, было ясно, что он их не чувствует.

Лисичек не было.

Оскара — тоже.

Я попыталась узнать, видел ли кто-нибудь его после того, как Доминик бросился на Шефа, но все только качали головами. Однако и тела его тоже никто не заметил.

— Все, уходим! — Виктор махнул рукой в сторону Института, и они парами и тройками, стараясь по возможности не привлекать внимания, двинулись к черному ходу.

— Идем, — Китти подтолкнула меня вперед, — у нас есть дела в НИИДе.

— У меня — нет.

Вампирша обошла меня, взяла за плечи, встряхнула:

— Чирик, опомнись. Я все понимаю, но нам надо двигаться вперед. Надо сформировать группы для вечернего дежурства, надо вынести… тела.

Я подняла на нее сухие глаза — как будто весь мой запас слез кончился, как будто ушел за одну эту бесконечную, кошмарную ночь.

— Тебе верится, что все это происходит? Скажи мне, верится? Просто ответь, — я вжалась лицом в ладони, с силой растирая лоб. — Потому что мне нет.

Китти вздохнула и впервые обняла меня.

— I'm sorry, — прошептала она. — I'm so sorry.

Через несколько дней все немного улеглось, и стало возможно оценить ущерб.

Многие не вернулись — просто я не знала их имен. Из спустившихся семидесяти восьми нелюдей вернулись только сорок — едва-едва половина — и лишь несколько из них отделались не очень серьезными травмами.

Борменталь и все больничное крыло работали, кажется, круглые сутки. Теперь там постоянно было людно и шумно.

В противоположность больнице, административный корпус почти вымер. Управление временно взял на себя Виктор, укомплектовав группы вампирами, — они, конечно, были недовольны, но ослушаться не могли. Активность тумана резко упала, Представители стали появляться намного реже, и Виктор сократил количество человек в группе до четырех, а затем и до трех, оставив эмпата и двух «силовиков». Лекарей было решено оставить дежурить Наверху, уговорившись, что они будут подходить к сумеркам, а капитанам выдали аптечки.

Черт встал на ноги через две недели. Он, конечно, лишился прежней прыти, но уверял, что не пройдет и года, как все войдет в норму. Еще через неделю, наплевав на прописанную Борменталем терапию, он вернулся на дежурства.

Мне казалось, что ему нужно было что-то привычное, просто чтобы не думать.

Всполоху пришлось хуже. К счастью, позвоночник был в основном цел, хоть и пострадал в поясничном отделе. Два месяца волк пролежал в постели, маясь от безделья, на третий со скуки добыл самоучитель по оригами, на четвертый кое-как встал. Первой фигурой, которую он сложил, был дракон.

Вел пришлось плохо. Как объясняли другие эмпаты, ее оглушило присутствием призраков, затем — морем боли и гнева, а потом и всеми остальными эмоциями окружающих. Барьер, который выставляет каждый эмпат, рухнул, и всю ее наполнили десятки острых, бушующих эмоций. Понадобилось много времени, чтобы она пришла в себя, но это произошло — пришлось поработать нашим психологам, а они знают, как приучить человеческую психику к серьезным травмам.