Двери

– Лучше тебе об этом не знать. Несмотря на то, что я оттуда, я бы не хотел тебя там видеть. Это было бы очень печально и грустно даже для меня. Иди, дружок твой тебя заждался, – кивнул он в сторону стоящего поодаль хранителя, готового в любую секунду прийти на помощь. Потом опять жутко засмеялся и растворился в ночи.

*

Они спустились к реке и побрели вдоль берега. Хранитель был не доволен Ее поведением и не скрывал этого.

– Хватит делать всякие глупости! Я же объяснял, мы не должны ни во что вмешиваться.

– Ну ладно, не бурчи. Мужика этого надо было проучить. Может быть, ему пойдет это на пользу. И этот из-за черной стены потеряет к нему интерес.

– А к нему-то ты зачем полезла?! Это уж вообще верх безумия! – продолжал негодовать он.

– Я просто спросила. Что здесь такого?

– Поражаюсь я твоему безрассудству! – всплеснул он руками.

– Что значит конец? Он сказал, там конец всего.

– А то и значит. Когда преступника приговаривают к смерти, у него все же остается надежда на помилование, на смягчение наказания, даже когда его ведут на казнь, он все же может утешать себя мыслью, что это не конец, что душа его не умрет. Так вот, там такой надежды нет.

Они шли какое-то время молча. Ночь была тихой, безлунной. Ветер о чем-то шептался с камышами, река, натянув на себя одеяло тумана, погрузилась в сон.

– Ну что, понравилось тебе здесь? – спросил хранитель.

Она ответила не сразу. Огляделась по сторонам, тяжело вздохнула.

– Как гнилое яблоко.

– Что? – не понял он.

– Мир, говорю, как яблоко, снаружи сочное, румяное, так и хочется съесть, а откусишь, а там червяк. За прекрасной безупречной картинкой непременно обнаружится какая-то червоточина. Смотришь, тишина, красота, покой… А отдернешь занавесочку, заглянешь в щелку, а оттуда гнилью и плесенью на тебя повеет…

– Ты драматизируешь. Не стоит из-за одного пьяницы делать такие выводы.

– Да так везде, – отмахнулась Она. – Нет на земле места, не знающего слез. Ошибся Он, полагая, что я примирюсь с порядком вещей. Хоть я и благодарна Ему за отпуск, все же на этот раз Он был не прав.

Возразить на это ему было нечего. Оба вздохнули и продолжили путь. Пройдя немного, Она вдруг остановилась.

– Давай вернемся. Погуляли и хватит. Здесь надо быть слепым и глухим, чтобы не замечать слез и горя. Трудно любоваться красотой, когда рядом боль и страдание.

– Ты что правда хочешь вернуться? – Ее решение было очень неожиданным.

– Да.

– Но мы не можем. Нас позовут, когда будет нужно.

– Когда?

– Когда Он решит. Он редко ошибается. Зря ты ему не доверяешь.

– Так давно уже гуляем. Может, Он вообще про нас забыл? – невесело предположила Она.

– Нет, – решительно отверг он такую мысль. – Будь уверена, нас позовут. А пока не думай о плохом и несмотря ни на что наслаждайся отдыхом. Это приказ! – приняв притворно строгий вид погрозил он ей. – Это не обсуждается! Так что покоритесь, сударыня, и следуйте за мной.

Выражение его лица при этом было очень комичным. Ему удалось ее развеселить.

– Слушаюсь командир, – с трудом сдерживая смех, встала Она по стойке смирно. – Приказывайте!

*

– Ух ты! – воскликнула Она. – Класс! Аж дух захватывает!

Они стояли на обрывистом скалистом берегу. Внизу морские волны яростно и безрассудно бросались на камни то ли в порыве гнева и злости, то ли в остром приступе горячей безудержной страсти. Сложно было понять, что там происходит, что между ними, между двумя неукротимыми стихиями, между водой и сушей, любовь ли, борьба? Но этот вечный диалог, эта нерушимая связь у стороннего наблюдателя неизменно вызывали трепет и восторг.

– Ты чувствуешь? – зажмурившись, подставив лицо соленым брызгам, спросила Она.

– Что именно?

– Запах. Чувствуешь, чем пахнет?

– Морем, – ответил он, но Она покачала головой.

– Свободой. Это запах свободы. Если и есть на земле место, где человек может ощутить это пьянящее, пусть и иллюзорное чувство, то оно здесь.

Внезапный сильный порыв ветра чуть не сбил их с ног.

– Да, да! – прокричала она, раскинув руки, распугав при этом дремавших на берегу нахохлившихся чаек.

Она не стала сопротивляться, расслабилась и отдалась подхватившему Ее воздушному потоку. Его объятия были крепкими и страстными. Он закружил ее в своем неистовом танце, подбрасывал и ловил, отпускал и притягивал вновь. Горячее танго, фламенко, вот на что это было похоже.

– Эй, – донесся до Нее голос с земли. – Не улетай слишком далеко.

Замученная, зацелованная, заласканная неукротимым, порывистым морским ветром, накружившись, наплясавшись с ним допьяна, Она, наконец, вернулась на сушу.

– Вижу, ты насытилась, – окинув ее оценивающим взглядом, удовлетворенно сказал хранитель.

– Да, – слегка уставшим голосом ответила Она. – Глоток свободы… Что может быть лучше?!

– А взгляни-ка вокруг. Разве это не достойно твоего внимания?

– О Боже, – всплеснула Она руками. – Это же маяк!

Маяк возвышался на крутом берегу, мысом врезающимся в море. Будто суша стремилась проложить себе здесь дорогу сквозь водные просторы, смело шагая навстречу волнам и ветрам.