Дверь во тьму

— Зачем ты так, Данька? Конфеты у них всегда вкусные.

— Ребенок! — с неожиданной злостью сказал я. — Лэн, опомнись, нельзя же так унижаться!

— Повязку надень, нам навстречу кто-то летит, — быстро увел разговор в сторону Лэн. я с досады чуть не влепил ему, но повязку все-таки надел и пропустил Лэна вперед.

Когда я увидел, кто летит нам навстречу, Лэн и торговцы напрочь вылетели у меня из головы. Это бы Ивон. Я узнал его по полету, удары Крыла каждого человека теперь были для меня непохожи, как почерк.

— Работаешь поводырем? — крикнул Ивон, зависая над нами. — Отлично, Лэн! Ты хороший партнер для труса. А как ты, Старший из чужого города? Повязка не жмет?

Я взмыл вверх и приставил острие меча к его горлу. Как он перепугался!

— Ты же теперь слепой! — закричал Ивон, даже не делая попыток увернуться. — Ты слепой!

— Мне хватает слуха, — заявил я. — Как тебе мой клинок? Острый?

— Крылатые не убивают друг друга! — с противным повизгиванием в голосе крикнул Ивон. — Лэн, останови его!

Лэн парил рядом, наслаждаясь происходящим.

— Ивон, у вас прекрасный обычай наказывать трусов, — сказал я. — Но теперь я ввожу новый. Наказывать подлецов.

Ударив со всего размаху, я рассек его правое крыло. Ивон закувыркался, падая вниз. Секунду я провожал его взглядом, потом сложил крылья и бросился следом.

Поймал я Ивона у самой земли. Схватил за волосы и довольно резко затормозил — в ладони остались вырванные с корнем пряди. Ивон верещал, как поросенок.

— Запомни, — опускаясь рядом, сказал я. — Нельзя быть подлецом. Никогда. Повторяй это по утрам. И может быть, доживешь до дня, когда Крыло откажется тебя держать.

На всякий случай я ударил и по левому крылу Ивона, а тот стоял, в ужасе глядя на меня и не пытаясь снять свой арбалет. Потом я взмыл вверх. Так быстро, что пущенная вдогонку стрела меня не догнала.

— Что ты с ним сделал? — спросил Лэн, дожидавшийся меня в небе. — Убил?

— Нет, порезал Крыло. Пусть идет в город пушком.

— Это позор, — серьезно сказал Лэн.

— Надеюсь. Как ты думаешь, он дойдет?

— Да что с ним, гадом, сделается? Сам доползет или караванщики подберут. Он как раз на их тропе.

— Полетели домой, — отбрасывая колебания, сказал я.

Мы приземлились на площади — там, где меня ослепили три дня назад. И пошли в сторону нашего дома. Люди провожали меня взглядами, кто испуганными, кто удивленными. На полпути нам попался Шоки. Лэн с грустным видом тронул меня за плечо, я остановился, глядя собой сквозь черную повязку.

— Я рад, что у вас получился вылет, — подходя, сказал Шоки. — Ты прекрасно летаешь, я видел. Прости.

И злость на него у меня почти пропала.

— Шоки, нельзя быть рабом законов, — сказал я. — Иначе будешь рабом и во всем остальном. Над горами мы встретили Ивона. У него возникли проблемы с Крылом, так что он придет домой пешком и не совсем в срок. Не беспокойтесь зря.

— Ничего не понимаю… — признался Шоки. — Данька, как ты это делаешь?

— Караван придет в город к завтрашнему утру, — словно не слыша вопроса, сообщил я. — Можете решать, кто будет к ним наниматься. И считайте, что мы с Лэном уже нанялись охранять их от нашего города до города торговцев.

— Вы уходите? — словно не веря своим ушам, воскликнул Шоки*

— Пойдем, Младший, — велел я Лэна, и мы пошли прочь. Метров через десять Лэн не выдержал:

— Данька, ты серьезно?

— Вполне.

— Но ты даже не спросил меня! Может, я не хочу уходить!

Я вспомнил Лэна таким, каким видел его Настоящим взглядом. И поинтересовался:

— А ты что, не хочешь?

Лэн молчал.

— Мы пойдем в город торговцев. Мы вытрясем все их тайны. Мы узнаем, где они ухитряются так лихо загорать, — постепенно распаляясь, говорил я. — И не смей врать, что ты не мечтаешь удрать из своего города!

Лэн ответил, когда мы уже подошли к дому.

— Да, мечтаю. Мне не нравится мой город! Только лучше бы ты не получил это свое Настоящее зрение и не видел меня насквозь! Данька, я не хочу, чтобы за меня решали!

Домой мы вошли молча. Каждый сам по себе. Лэн достал буханку, нарезал, и принялся мрачно жевать черствый хлеб. Я таким самоуничижением заниматься не стал, выудил кусок вяленого мяса и с чувством вгрызся в него.

За этим занятием нас и застал Котенок. Он, наверное, мирно спал наверху, но почувствовал наше возвращение и сбежал вниз.

— Ого, — только и сказал Солнечный котенок, забрался на стол и улегся между нами.

С минуту он молчал, разглядывая то меня, то Лэна. И я со стыдом понял, что уж он-то все увидит действительно насквозь. Не спрячешься.

— Лэн, я буду говорить с тобой, — строго начал Котенок.

— Почему? — вскинулся Лэн. — Я ни при чем! И вообще с Данькой не ссорюсь.

— Я буду говорить с тобой, потому что с Данькой сейчас говорить бесполезно, — продолжал Котенок так же сурово. И сразу же решил, что теперь превратился в доброго героя, который видит всю правду и лучше всех знает, что им надо делать. Попутно возвращая свет целому миру.

— Неправда! — завопил я. Но Котенок строго посмотрел мне в глаза, и я осекся.