Дверь в стене

Позиции Франции в нефтяном смысле были куда хуже английских. Франция зависела от внешних поставок точно так же, как и Англия, но при этом она получала нефть из Ирака и Румынии. "Закрытие" Средиземного Моря означало потерю иракского источника при том, что возможности Франции по контролю Средимзноморья были куда скромнее английских, а Румыния в случае войны оказывалась в немецком тылу. Французы тоже предпринимали попытки получать эрзац-бензин и перевели часть автотранспорта на спирт, но без особого успеха. В результате Франция, как и Англия, попадала в зависимость от добрых намерений американцев. Однако положение французов усугублялось тем, что в случае войны им пришлось бы зависеть не только от американцев с их нефтью, но ещё и от англичан, контролировавших морские коммуникации, связывавшие Францию с возможными источниками нефти.

Германия, трезво осознавая как своё положение, так и положение европейских конкурентов, начала создавать промышленность по производству синтетического горючего сразу же как к власти пришёл Гитлер, у немцев просто не было другого выхода. К началу войны эрзац-горючее покрывало около половины потребностей народного хозяйства Германии. Однако производство синтетического топлива было не только очень дорогим, трудоёмким и сложным процессом, но оно влекло за собою резкое увеличение выплавки стали, что требовало уже других жертв и созданная таким сверхнапряжением государственного организма промышленность получалась слишком уязвимой для атак с воздуха.

Результатом стали заключённый в 1939 году пакт Молотова-Риббентропа, благодаря которому Германия получила передышку в виде поставок нефти и успела сделать стратегические запасы, а также обретённый в ноябре 1940 года доступ к Плоешти. Однако эти источники были неадекватны долгосрочной стратегии Германии и всеми заинтересованными сторонами осознавались и учитывались интересы немцев, которые неминуемо должны были заставить Германию получить источники нефти самой и лишить этих источников своих геополитических противников. Ближайшие шаги немцев были предсказуемы, естественны и диктовались они достаточно простой, но вместе с тем неумолимой логикой войны.

Такова была расчерченная на чёрные и белые квадраты раскрытая доска.

184

Наряду с осознанием места и роли нефтяного фактора в войне вторая четверть двадцатого века (вторая фаза его луны) примечательна тем, что тогда же появились и были озвучены первые опасения насчёт естественной ограниченности и, как следствие, конечности планетарных нефтяных запасов.

Поскольку слово не воробей, то, раз вылетев, оно вызвало резкий рост как опасений, связанных с возможной нехваткой нефти, так уже и без того имевшегося желания лишить противника доступа к нефтяным месторождениям. Опасения и желание привели к тому, что в 1943 году раздался услышанный во всём мире крик - "наша нефть кончается!" Близкое к панике заявление было сделано не журналистом, а человеком, которому эмоции противопоказаны и именно поэтому оно возымело эффект, немедленно сказавшийся на действиях участников мировой войны. Слово вылетело изо рта Хэролда Икеса, секретаря по внутренним делам Соединённых Штатов. (Этот пост не следует путать с министерствами внутренних дел других государств, в США это что-то вроде министерства землепользования, причём землепользования в широком смысле, куда в смысле более узком включено и всё то, что в земле находится, а находятся там - ресурсы.)

Заявление Икеса (мы с вами не знаем, насколько искренен в своих опасениях он был) вызвало шок, в результате которого появилась так называемая conservation theory или "теория консервации", согласно этой теории, немедленно обернувшейся аксиомой, правительство Соединённых Штатов должно было (именно так - должно, должно в смысле обязано, а долг и обязательства означали долг и обязательства перед народом) контролировать зарубежные источники нефти с тем, чтобы ограничить внутреннюю добычу, сберегая собственные запасы нефти для будущего. Как для светлого будущего, так и для будущего, понимаемого как будущая война. "Теория консервации", будучи воплощённой в жизнь, давала неоспоримые и вполне определённые гарантии государственной безопасности США.

В этом месте в ход шла элементарная логика, приводившая к не менее элементарному выводу - главным источником нефти (помимо самих США и находившихся в сфере их жизненных интересов Мексики и Венесуэлы) был Ближний Восток, регион, где близким к безграничному влиянием обладала Британская Империя, что автоматически (силою вещей) превращало её в основного соперника США не только в регионе, но уже и глобально, так как нефть была (и остаётся) кровью войны, а влияние Англии в государствах производителях нефти позволяло эффективно ограничивать возможности США по ведению войны как войны "горячей".