Дверь в стене

Кидая взгляд через плечо из нашего высокого сегодня на лежащую в столетней низине даль, видно, что России следовало либо тщательнее маскировать свои истинные намерения, либо, что было более реалистично, демонстративно отказаться от продвижения к югу. Не идти ни на какие договорённости, как бы соблазнительно они ни выглядели. Это давало РИ шанс на выживание. Американцы оказались дальновиднее и терпеливее. Когда англичане ещё до начала Первой Мировой предложили полковнику Хаусу Иерусалим, тот тут же отказался. Уже в Версале, когда Россия выпала из числа не только игроков, но и претендентов, Англия предложила "Армению" и "черноморские проливы вкупе с Констанинополем" Америке, которой пришлось бы, находясь за океаном, "присутствовать" в регионе, противостоя французским, итальянским, греческим, русским и непосредственно турецким интересам, замиряя одновременно "горцев", а Англия в этой каше выступала бы в роли арбитра. Американцы данайский дар отвергли с понимающей усмешкой. "Ищите дураков у себя под боком."

159

Собственный бок это нечто очень нам близкое и осязаемо приятное. Но помимо гладких боков, понимаемых когда в личном, а когда и в разделочном смысле, существуют понятия мало того, что отдалённые, но ещё и возвышенно величественные. Существует то, что для русского сознания значимо уже просто потому, что некое событие имеет приписываемое ему самим же сознанием "всемирно-историческое значение."

Для тех из нас, кто возрастом постарше, эти три слова превращены в некое клише в силу многократного и с течением времени всё менее тщательного прожёвывания далеко не одним лишь мыслительным аппаратом. "Привыкли руки к топорам."

С тем, что одни события оказывают на нашу жизнь влияние большее, чем другие, спорить невозможно. То, что Аннушка проливает масло, имеет конечно важное и несомненно всемирно-историческое значение для некомпозитора Миши Берлиоза, а отданный приказ о сбросе на Нагасаки Толстяка, в железных боках которого не было ни единой унции лишнего жира, имел не менее конечное значение для нескольких десятков тысяч человек, среди которых наверняка имелась парочка композиторов-песенников. И дело не в том, что Миша был литературным персонажем, в конце концов на скрижалях чтимой нами Истории высечены имена целой кучи персонажей именно что литературных. Корень проблемы в другом - в известности.

Если мы не знаем о некоем событии, то одно лишь это печальное обстоятельство, порождаемое нашим неведением, лишает нас возможности осуществить приятный процесс градации. Мы не можем выставить оценку событию если мы о нём ничего не знаем.

А если мы знаем о нём чуть-чуть? Слышали краем уха? А если мы знаем о нём кое-что? А если мы знаем о нём не кое-что, а, как нам кажется, очень много? А если об этом событии нам рассказывают день и ночь? А если изучать это событие десять лет в школе и пять лет в институте? Тут поневоле усомнишься в собственной значимости и самозабвенно поверишь во всемирно-историческое значение этого самого события. Нет, ну в самом деле, если о нём столько говорят, то как ему не быть всемирно-историческим?

Обнаруживается, что зазор между "ведать" и "не ведать" открывает возможности безграничные. Не для нас, понятно. А для того, кто решает, что нам с вами ведать, а чего - на надо бы. Для нашего же собственного блага. Каждый знает, что знать следует поменьше. "Буду вечно молодым!" Здесь мы остановимся, чтобы не пересечь черту, проведенную между конспирологами и людьми нормальными, теми, кто ежевечерне усаживается в мягкое креслице и начинает вслушиваться глазами в то всемирно-историческое, что друг, товарищ и брат телевизор ему рассказывает.

Вот заговорили мы о соглашении Сайкса-Пико. Телевизора тогда не было и некому было массовому сознанию, что русскому, что нерусскому о соглашении рассказать, так и вышло, что о соглашении никто не знает. Ну, кроме специалистов, конечно. Немножко знает сознание арабское, да и оно не так знает, как слышало звон. А ведь "Сайкс-Пико" это одно из Событий, которые, воздействуя на жизнь сотен миллионов людей, меняют мир, в котором эти люди живут. А если учесть, что и имена персоналий, в чью честь договор получил своё название, не просто имена, а имена говорящие, то тут уж и вообще… Я бы на месте Сазонова от такого договора отпрыгнул как ошпаренный, но я не он, а он был не мною, и был он министром, птицей высокого полёта.

Случай с соглашением Сайкса-Пико интересен до невозможности, попробуем чуть на нём задержаться, это позволит нам получить представление как делаются дела, о существовании которых телезритель не то, что не знает, но даже и не подозревает, да и неудивительно, телевизор ведь о таком не рассказывает. Не потому, что ему об этом не известно, а потому что и телевизор понять можно, он же не резиновый, он очень важными новостями переполнен так, что вот-вот лопнет, а тут какая-то скукотища с министрами, договорами, границами и картами, ну кому это интересно, ну сами посудите.

Давайте о неинтересном. О маяте, делающей жизнь нашу скорбной.