Дверь в...(СИ)

Он попытался обнять меня за плечи, но я отшатнулась к стене. Он меня целовал, но я замерла и напряженно стояла, не отвечая.

- Ну, что за глупости? – сердился он, добиваясь от меня взаимности. – Белла, это нелепо, я не совершил ничего плохого. Джеймс просто отдал мне мертвеца, я сделал всего несколько глотков! Ты же мне не позволяешь…

Случилось то, чего я боялась. Эдвард менялся, менялись его взгляды, впитанные за десять веков. Вседозволенность превращала его в монстра – в того, кем он и являлся, того, от кого бабушка защищала наш мир, не подозревая, что он давно заселен ими. Эдвард говорил, что хотел бы попробовать «наркотики». Что ж, он не удержался и попробовал их.

- Я вообще не понимаю, почему ты злишься! – оставив меня страдать у стены, он отступил и возмущенно высказывался. – Какое тебе дело до моего морального облика, если ты все равно не собираешься идти со мной, разделить мое существование?! Я хочу попробовать, что такое быть настоящим вампиром, прежде чем уйду. Мне выпал шанс, а я его бездарно трачу! Все ради тебя, только мое самопожертвование тебе не нужно. Мы расстанемся через несколько месяцев. Позволь мне быть собой, - и с этими ужасными словами он ушел в комнату, раздраженно плюхнулся в кресло. – Если хочешь, я сегодня же уйду, - добавил глухим голосом.

Но я не смогла его выгнать. Понимала, что должна, но наше совместное время действительно утекало сквозь пальцы. Я подумала, что это слишком эгоистично с моей стороны – поставить ему условие, но первой нарушить его. Это условие имело смысл только, если бы мы были вместе. Но если расставание неизбежно, я не имела никакого права принуждать Эдварда отказаться от того, что он так жаждет.

Поначалу казалось, что вскоре я его окончательно потеряю. Эдвард одичает, как те, другие, станет высокомерен и жесток. Он возвращался домой удовлетворенным, и его глаза становились краснее с каждым днем. Я больше не спрашивала, как он проводит ночи, не хотела знать подробностей. Только однажды предупредила, что красные глаза – не лучший способ затеряться среди людей.

Эдвард ничего не ответил, но совет во внимание явно принял. Его глаза с тех пор немного посветлели и сохраняли оранжевый оттенок с вкраплениями бордового по краям, и если не присматриваться, казались карими. Очевидно, что он точно знал, когда следует остановиться, чтобы его радужка не приобрела пугающий красный блеск.

Наши отношения после того, как я приняла его таким, какой он есть, пусть даже он чудовище, наладились. Как Эдвард и мечтал, мы стали в выходные путешествовать в различные красочные места мира, чтобы он мог своими глазами увидеть шедевры архитектуры и искусства, созданные людьми. Некоторыми из них мой вампир по-настоящему восхищался, спрашивал, могла бы я сделать ему эскиз того или иного строения, который он сможет использовать в своем мире. Я с удовольствием и вдохновением занялась этой работой, и Эдвард неоднократно подчеркивал, что мы бы отлично сработались в паре: я бы проектировала дома, он их строил и продавал. Но даже этим он не убедил меня присоединиться к нему.

Нежность тоже вернулась, и каждый вечер мы проводили в объятиях друг друга, невзирая ни на что. По-прежнему избегали слов любви, но чувствами были пронизаны каждая ласка, каждый жест, каждое осторожное движение, каждый наш стон. Шорох одеял приглушал наши взаимные крики, скрип кровати казался музыкой для ушей, а рычание Эдварда в последний момент было завершающим аккордом опасной связи.

После того, как получали свое удовольствие, мы долго лежали, глядя друг другу в глаза. Я тихонечко перебирала волнистые непослушные пряди Эдварда, гладила его идеально гладкую кожу, он улыбался и целовал меня – медленно и с оттенком грусти. После чего вставал и уходил – это стало еженощным ритуалом. Знаю, он привык в своем мире пить кровь понемногу каждый день. По всей видимости, он вернулся к старому режиму, заодно употребляя и глоток-другой человеческого «вина». Я больше не могла сердиться на него за это, хотя знала, что должна была.

Однако когда наступило жаркое лето, я стала замечать признаки новых перемен: усталость во взгляде и уменьшение количества ночных вылазок.

- Эдвард? – удивленно спросила я однажды, обратив внимание на цвет его глаз. Они снова стали золотистыми, чересчур светлыми для охотника на людей. Подошла – Эдвард стоял возле окна, ковыряясь в своем сотовом телефоне, на подоконнике лежали крошечные детали – и недоверчиво пригляделась, а затем провела под его нижним веком кончиком пальца. – Что случилось?

Я могла предположить, что только какое-то происшествие, вряд ли приятное, снова поменяло его взгляды – как по мне, так в лучшую сторону.

- Передумал, - коротко ответил Эдвард и нахмурился.

- Скажешь, почему? – улыбнулась я печально, искренне сочувствуя, хотя еще не знала, чему.

Эдвард отложил телефон в сторону.