Дверь в преисподнюю

— То есть, как я понял, подземные ходы обычно заканчиваются возле реки, — перебил Василий, почувствовав, что Грендель может читать до вечера. А разомлевший от вина Беовульф умиленно слушать.

— Ну да, это я и хотел сказать, — вздохнул Грендель.

— Откуда здесь река! — с досадой махнул рукой Беовульф. — Тут до ближайшей реки сотня верст, а по этим ручейкам только игрушечные кораблики пускать.

— Да уж, тут на лодке не уплывешь, — согласился Василий и вдруг хлопнул себя по лбу: — Постойте! Ведь этому ходу, как и замку, около двухсот лет!

— Да, ну и что? — удивились его спутники.

— А то, что раньше тут были густые леса, которые Григорий вырубил, так что осталось одно название — Белая Пуща. И здесь вполне могла протекать речка, пускай и не слишком широкая, но все же пригодная для малого судоходства.

— Может, и была, — прогудел Беовульф, — да как леса вырубили, так вся и пересохла.

— А что если этот ручеек, откуда мы пьем воду — это и есть бывшая река? — в радостном возбуждении потер руки Василий.

— А ведь точно! — воскликнул Грендель. — Я еще обратил внимание, что сам ручеек узкий и мелкий, а пойма широкая.

— Ну что же, друзья мои, — подытожил Дубов. — стало быть, наша ближайшая задача — исследовать тот берег ручья, что ближе к замку. Не скажу, что уверен в успехе, однако пока что это наш единственный шанс!

* * *

Князь Григорий сидел за столом у себя в кабинете с обернутой вокруг головы тряпкой, которую он время от времени промокал в кастрюле с горячей водой. Но это не очень помогало — боль в голове с каждым часом становилась все сильнее. И так было каждый год в этот самый день — князь знал, что ему предстоит долгая бессонная ночь, и только к утру боль пройдет.

Князь даже обрадовался, когда дверь приоткрылась и к нему в кабинет вкрадчивой походкой втек барон Альберт — оставаться наедине с болью становилось все нестерпимей.

Князь Григорий с трудом выдавил из себя ухмылку:

— Ну, что новенького?

— Все меры предосторожности принимаются, — бодро заговорил глава тайного приказа. — Так что не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, никто вас ни днем, ни ночью не потревожит.

— Рад слышать, — поморщился князь. — А скажи мне, что это за толпа баб собралась нынче у ворот? Они там так галдели, что даже у меня слышно было.

— А, так это соискательницы мест в гареме Его Величества Султана, — расплылся в сладкой улыбочке барон. — Такие девушки…

— Погоди, какие еще девушки? — перебил князь Григорий. — Я же просил десять штук, а их там, наверно, чуть не сотня?

— Двести тридцать две, — заглянул к себе в записи Альберт. — Но мы отобрали из них двадцать восемь достойнейших, дабы уже из их числа выбрать десять самых лучших.

— И откуда их столько? — удивился князь.

— Сами набежали, едва прослышали о гареме! — радостно подхватил барон. — Извините, Ваша Светлость, если у вас ко мне нет других дел, то я побегу.

— Куда это ты так торопишься? — передернулся князь Григорий.

— Да я ж вам объяснял — второй черед состязаний. Прошедшие отборочную часть двадцать восемь девушек будут без верхней одежды исполнять белопущенские народные пляски. Не желаете ли поглядеть на них лично?

— Нет, не желаю, — отрезал князь. — Ну ладно, ступай. Или нет, погоди. Сколько, ты сказал, было соискательниц?

— Двести тридцать две, — снова глянул в записи Альберт.

— Одного не пойму, — вздохнул князь Григорий. — Ну кажется, я создал для своих подданных самолучшие условия — радоваться надо, а они готовы отправиться наложницами к султану, лишь бы подальше от Белой Пущи. Ну скажи, существует ли после этого человеческая благодарность?

— Жизнь у народа трудная, — осторожно заметил барон.

— Я уже объяснял, что это временные трудности, — на минуту забыв о боли, вдохновенно заговорил князь Григорий, — вызванные кознями наших унутренних врагов и унешних недоброжелателей. И я обещал, что наш народ будет жить плохо, но недолго. Зато завтрашний день будет наш!.. — Не договорив, князь стиснул клыки, чтобы не застонать от накатившего приступа. И, справившись с болью, продолжал: — И нашлось двести тридцать две бабы…

— Двести двадцать пять, — уточнил Альберт. — Три бабы на проверку оказались мужиками.

— Еще того лучше, — проскрипел князь. — Уже и мужики всякий стыд потеряли. Да, подраспустили вы мой народ, подраспустили. Ну ничего, завтра я самолично займусь его воспитанием… Так что же вы сделали с теми тремя лже-девками?

— Прогнали взашей, — хмыкнул барон. — А чего с ними возиться!

— Ну и дураки, — прикрыв глаза, ответил князь Григорий. — Ладно, беги, не буду тебя задерживать. — И когда Альберт выскользнул из кабинета, задумчиво повторил: — Дураки…

* * *

Боярин Василий, рыцарь Беовульф и поэт-оборотень Грендель медленно продвигались вдоль ручья и внимательно осматривали его ближайшие окрестности, обращая внимание на всякую мелочь, могущую навести на следы потайного хода.

— А был ли он, в природе, этот подземный ход? — спросил, наконец Беовульф.

— Ну конечно, был, — уверенно заявил Грендель. — Я сам столько раз о нем слышал!