Дверь в никуда

В твоем веке тоже было нечто подобное в Советском Союзе, где возникла авторская песня. Ее подтолкнул появившийся как раз тогда магнитофон. Концерты известных бардов, вроде Высоцкого, фактически издавались многомиллионными тиражами. И правительство не смогло воспрепятствовать, хотя пыталось не допустить неподконтрольное искусство. Компьютер сделал то же самое с литературой, а потом и с другими произведениями искусства. Дольше всех продержались живопись и скульптура. Вот так и с танцем. Мой Танец Льда посмотрели и дали одобрительную оценку много больше двух миллионов человек. Еще почти три года я буду не только профессиональным психоисториком, но и профессиональной танцовщицей. Но это не значит, что я постоянно выступаю. Это признание моего прошлого успеха.

— И что, совсем нет профессиональных артистов, как в моем веке?

— Почему? Есть, конечно. Просто их куда меньше, чем было в то время. С тех пор, как появился иллювизор, не нужно иметь театры или балет в каждом городе. Да и профессионалы в современном смысле, но любители по меркам твоего века, составляют конкуренцию. Другие технические возможности, понимаешь? В твоем веке в кино работало куда меньше артистов, чем в театре. При этом кино смотрели все, а в театр даже жители крупных городов ходили довольно редко. И в театре работали только профессионалы, а в кино могли сниматься и те, кто не работал всю жизнь артистом. Ладно, нечего мне зубы заговаривать! Давай-ка займемся твоими проблемами.

Выслушав рассказ Никиты о снах, и внимательно осмотрев его руку, Аня сказала, что согласна с Эриком: скорее всего это шутки памяти. Сны его сами по себе не являются признаком психического нездоровья. И если бы психика Никиты была не в порядке, она бы это заметила, поскольку много занималась медицинскими аспектами психологии, когда готовилась работать с Никитой. Соображения Никиты насчет царапины, что если бы он получил ее днем, то не испачкал бы кровью постель, показались ей недостаточно убедительными. Никита мог просто не осознавать, что он делает, а к утру в памяти осталось лишь ложное представление о происшедшем. После этого Аня занялась тестированием памяти — Никите уже приходилось проходить через это очень утомительное и скучное занятие. Через два часа вопросов и ответов, просмотрев появившуюся на экране диаграмму результатов, Аня сказала, что не находит у Никиты никаких отклонений ни в памяти, ни в психике. Результат утешительный, но не полностью, поскольку загадка осталась не решенной. Посмотрев на Никиту испытующим взглядом, Аня сказала:

— Единственное, что я могу еще сделать, это воспользоваться трувером. Но на это нужно твое согласие.

— Тогда скажи сначала, что это такое, и почему нужно мое согласие?

— Трувер — это наркотик, разработанный спецслужбами в прошлом веке. И это одно из самых полезных изобретений, сделанных для таких неблаговидных целей. Под воздействием этого наркотика сознание человека отключается, но он способен отвечать на вопросы. При этом он не может лгать или не отвечать на заданный вопрос. Память в таком состоянии работает необычайно четко, человек вспоминает мельчайшие детали, которые иначе никогда бы не вспомнил. И еще в этом состоянии можно дать человеку установку, определяющую его поведение в дальнейшем. Потом человек не помнит ничего из того, что происходило с ним под воздействием трувера. И еще трувер не вызывает привыкания, не вредит здоровью, хорошо снимает стрессы. Вот такой препарат. Сейчас трувер применяется довольно широко, хотя его применение жестко регламентировано.

— Ну и где же применяется полицейско-КГБшный препарат в коммунистическом мире без полиции и КГБ?

— Никита, я уже говорила тебе: сами мы не называем наше общество коммунистическим. Но дело не в этом. Этот препарат идеален для медицинской психиатрии, начиная с простейшего психоанализа. Врач имеет право применить этот препарат, если пациент согласен. Иначе я не смогла бы предложить тебе. Еще в расследованиях всех типов. Любые несчастные случаи, я не говорю уже о преступлениях — это самый редкий случай применения трувера. Но в этих случаях расспрашивать обязательно должна комиссия, и вопросы ограничены только деталями расследуемого.

— Надо же! Какое тотальное недоверие к свидетелям.