Дверь в лето [с рисунками]

Машины в туннеле Сепульведа ползли бампер к бамперу. И тут мне пришло в голову, что недурно было бы куда-нибудь деть свой сертификат на акции «Золушки», а не тащить его с собой к Майлсу. Никаких грубостей не ожидалось (если я сам не начну грубить), но мысль была верная. Я теперь был осторожен, как кот, которому однажды прищемили дверью хвост.

Оставить в машине? А вдруг меня арестуют за драку (если драка всё-таки случится)? Глупо будет, если сертификат найдут при обыске отбуксированной в полицию машины.

Можно, конечно, послать по почте самому себе, но последнее время я получал почту до востребования на центральном почтамте: мне приходилось частенько переезжать из отеля в отель, потому что раньше или позже Пита обнаруживали.

Можно отправить кому-то, кому я доверяю. Вот только список тех, кому я доверял, был слишком короток…

И тут я вспомнил, кому я могу доверять: Рики.

Может показаться, что я сам нарывался на неприятности, решив довериться одной женщине после того, как меня только что провела другая. Но тут ничего общего. Я знал Рики почти всю её жизнь, и если на свете был честный человек — так это Рики. И Пит, кстати, тоже так считал. Кроме того, внешние данные Рики никак не могли повлиять на мужское благоразумие: её женственность была у неё только на лице — на фигуре она пока никак не отразилась.

Выбравшись из «пробки» в туннеле, я свернул с автострады и нашел аптеку. В кассе я купил марки, два конверта — побольше и поменьше — и писчей бумаги. Я начал писать:

Дорогая Рики-Тики-Тави!

Надеюсь, мы скоро увидимся, а пока что сбереги для меня этот конверт, что поменьше. Это секрет, только между нами.

Я остановился и задумался. Чёрт побери, ведь случись со мною что-нибудь, скажем автокатастрофа, и ценные бумаги, отосланные Рики, в конце концов могут попасть к Белле и Майлсу. Если я не придумаю, как это предотвратить. Обдумывая, как это сделать, я понял, что подсознательно уже принял решение насчет холодного сна: я передумал.

Протрезвление и лекция, прочитанная мне доктором, как-то расправили мне плечи. Я уже не собирался сбежать — я решил остаться и драться. И этот сертификат был для меня наилучшим оружием. Он давал мне право поинтересоваться их отчетностью; он позволял мне совать свой нос во все и всяческие дела компании. И если они опять попытаются не пустить меня, наняв охранника, то в следующий раз я смогу приехать с адвокатом, помощником шерифа и судебным ордером. Я даже мог потащить их с этим сертификатом в суд. Дело я, наверное, не выиграл бы, но по крайней мере наделал бы шуму и вони, и тогда «Манникс», возможно, и передумала бы покупать их.

Может, и вовсе не следовало посылать это Рики.

Нет. Если со мною что-нибудь случится — пусть это достанется ей. Вся моя «семья» состояла из Рики и Пита. И я стал писать дальше:

Если вдруг я не увижусь с тобой в течение года — значит, со мной что-то случилось. Тогда позаботься о Пите, если сумеешь его разыскать, и, НИКОМУ НЕ ГОВОРЯ НИ СЛОВА, отвези малый конверт в любое отделение «Бэнк оф Америка», отдай работнику траст-отдела и попроси его вскрыть.

Обнимаю тебя и крепко целую.

Твой Дядя Дэнни.

Потом я взял новый лист и написал: «3 декабря 1970 года, Лос-Анджелес, Калифорния. — Я, Дэниэл Б. Дэвис, сим передаю принадлежащие мне ценные бумаги (здесь я указал реквизиты и номера моих акций «Золушки Инк.») на доверительное хранение «Бэнк оф Америка» на имя Фредерики Вирджинии Джентри с тем, чтобы они были переданы ей в собственность по достижении ею двадцати одного года» — и подписался. Намерения мои были ясны, и это было лучшее, что я мог придумать за прилавком аптеки, под завывание музыкального автомата прямо над ухом. Это гарантировало, что Рики получит акции, если со мною что-нибудь случится, и что Майлсу и Белле они ну никак не достанутся.